Николай Трублаини - «Лахтак». Глубинный путь

— Теперь расскажите, что с вами случилось.

Черепашкин как будто поверил, что он — это он, и начал рассказывать о своих приключениях.

— Я летел самолетом. У меня было важное дело. Хорошо помню, как мы вылетели из Свердловска. Со мною был еще один пассажир. Мы смотрели на виды, хотя они мне скоро надоели — леса и леса… Летели мы то ниже, то выше, потом тот пассажир снял из сетки над головой чемодан, вытащил оттуда географическую карту и начал ее разглядывать. Я думал, что он знает, где мы летим, и заглянул в карту. Он показал мне пальцем какое-то место и отдал карту. Я тоже начал ее разглядывать. Что было дальше, вспомнить не могу. Открыл глаза и вдруг вижу: вокруг меня лес. Рядом стоит человек и прикладывает к моей голове мокрый платок. А голова моя словно раскалывается. Человек как будто тот, что летел со мной в самолете, а может быть, и не тот. Чем-то не похож… Я спросил, что случилось. Он ответил, что произошло несчастье, но сейчас все идет к лучшему. Потом он спросил, кто я такой. Когда я назвал свою фамилию, незнакомый человек очень удивился, несколько раз переспросил меня и наконец сказал, что я ошибаюсь, что я совсем не Черепашкин, а Виноградов, не управляющий домом, а научный работник. Я полез в карман за документами и в этот момент заметил, что на мне другой костюм, не мой. Вынул документы… Документы были на имя Виноградова. Я ничего не понимал. Голова болела… Я опять начал рассказывать ему о себе. Рассказал всю свою биографию, где работаю, куда и зачем еду. Он все расспрашивал, но смотрел на меня, как на сумасшедшего. Не знаю, что было дальше, но, верно, я снова потерял сознание. Когда я пришел в себя, я был в тайге уже один, в этой самой чужой одежде и с чужими документами… Высокий незнакомец исчез. Знаете, как я намучился? Ходил по лесу, слышал, как ревут медведи, голодал, ел листья и коренья, каких раньше никогда и не видел. Наконец меня встретили люди…

Он перевел дыхание. Томазян чуть заметно улыбнулся.

— Как я обрадовался людям! Но, когда они посмотрели мои документы, вышло, будто я все-таки Виноградов. Я возражал, но меня арестовали.

— Хорошо, достаточно, — перебил его Томазян. — Мне о вас известно. Даже знаю, что вы летели в Иркутск вручить судебную повестку профессору Довгалюку.

Арестованный, слушая следователя, нагнулся, чтобы скрыть лицо. По-видимому, он волновался.

— Да, да. Я ведь Черепашкин! — вскочив с кресла, закричал он.

— Бесспорно! Теперь расскажите, пожалуйста, как выглядел ваш спутник и о чем вы с ним говорили.

Нельзя сказать, чтобы этот управляющий домом отличался наблюдательностью. Томазян долго бился над тем, чтобы восстановить в его памяти образ Виноградова. Наконец ему удалось выяснить, что спутник Черепашкина был высокий, чисто выбритый блондин с «серо-неприятными», по определению Черепашкина, глазами. Темно-зеленый костюм и краги, вероятно, придавали ему полувоенный вид, потому что управляющий домом считал его «словно военным».

Черепашкин еще раз передал весь разговор в тайге. По его словам, говорил больше он, чем Виноградов. Вспомнил также, что когда в первый раз пришел в сознание, то увидел возле себя брезентовую и кожаную сумки и рюкзак. Но подробно об этих вещах ничего рассказать не смог.

— Очень рад, что вы остались живы, хотя и пострадали, — собираясь, очевидно, закончить допрос, обратился Томазян к Черепашкину. — Вас арестовали по ошибке. Через пять минут, — следователь посмотрел на часы, — будет шестнадцать часов. Вы пробыли под арестом двадцать три часа пятьдесят пять минут, обвинение вам не предъявили — и вы освобождены. Жалею, что так случилось.

Некоторое время Черепашкин молчал. Он повернулся в кресле. Я хорошо видел его лицо. Понемногу радость на нем исчезла, и оно начало омрачаться.

— Вы не имели права меня задерживать! — вдруг резко заявил он следователю. — Это возмутительно! Я привлеку вас к ответственности. Вы должны компенсировать мне потерянное время, пока я сидел под арестом. Вы обязаны уплатить мне за это время и за мое здоровье.

— Что?

— Я перенервничал. Я требую!

— Успокойтесь, выпейте еще воды. Никто не виноват, что вы не только дали выбросить себя из самолета, подменить документы, переодеть себя, но даже позволили убедить себя, что вы сумасшедший.

— Разрешите! — закричал Черепашкин. — Я…

— Ничего вам не разрешат! — перебил его следователь. — Пока я привлекаю вас к этому делу как свидетеля, но нужно будет еще подумать о вашей вине, потому что своим бестолковым поведением вы запутали нас.