Александр Мартынов - В заповедной глуши

- У Тютчева, - сообщила она.

- Что? - не понял Каховский-старший.

- Про грозу в начале мая сказано у Тютчева, - пояснила ему жена.

- Это заговор, - объявил в пространство глава семьи. - Я голодный и усталый, мне не дают покурить, выпить кофе, и это - заговор... - он тяжело вздохнул и обратился к сы-ну: - Покажи, что нарисовал хоть за это время.

- Ага, сейчас! - Валька вскочил и взбежал по лестнице наверх.

- Ты чего насчёт Игоря? - тихо спросила Ирина. Сергей поморщился:

- Да ну его, дурака... Руки не подаёт, отворачивается... Сколько можно?!

- Он и в школе был принципиальный, ты что, не помнишь? - Ирина поморщилась, но не с неприязнью, а как-то странно.

- Дурак он был, что тогда, что сейчас.

- Если тебя это так волнует, сделай, чтобы его в школе восстановили.

- Он не вернётся, если узнает, что это я помог.

- За что его хоть выгнали?

- Отказался конкурс проводить с ребятами. На тему: "Почему мои родители должны голосовать на выборах?"... Давай, что там у тебя?

Это относилось к Вальке, который появился на лестнице, неся большую папку из тё-много пластика на "молнии". Вжикнув на ходу застёжкой, он достал и осторожно, поч-ти ласково, пристроил на широкий подоконник листы специального картона - квадраты семьдесят на семьдесят сантиметров. Пряча за шутливостью волнение, объявил:

- Минивернисаж Валентина Сергеевича Каховского считаю открытым настежь. Кри-тику не надо, только положительные отзывы. Опс.

Он откинул папиросную бумагу, подклеенную для сохранения рисунка к каждому ли-

11.

сту. Каховский-старший недовольно нахмурился, но мать Вальки чуть откинулась назад и подняла левую бровь.

Широкими небрежными мазками - из тех, что дают ощущение реальности только на расстоянии, вблизи распадаясь на цветную мешанину - был написан на картоне маль-чишка, летящий на воздушном змее: руки и ноги косым крестом, лицо полузакрыто при-тиснутыми ветром длинными волосами, но видна улыбка и восторженные глаза. Вокруг - только небо, пронзительно-чистое, безоблачное; солнца не видно, но всё пронизано его присутствием. На просвеченном насквозь змее вилась по кругу алая надпись:

ЛЕТЯЩИЙ К ВОСХОДУ

- Опять символизм... - пробормотал Каховский-старший. - Узнаю руку Игоря...

- Па, - не без ехидства ответил Валька, - на змеях летали, это документальный факт. В Первую мировую поднимали наблюдателей...

- Ну-ну... Что там дальше?

- Слишком контрастно, - заметила Вальке мать. - Пропадает ощущение реальности.

- Может быть, - не стал спорить Валька, открывая следующий лист.

Эта картина оказалась строже и вся в тёмных тонах. Единственным ярким пят-ном была багровая роза - крупная переводная картинка, наклеенная на корпусе гитары в руках девчонки. Девчонка - в высоких шортах и топике, босиком - шла по канату через пустоту. Не глядя под ноги, глядя перед собой; было ясно, что девчонка поёт и играет. На коротко стриженых волосах горел металлический сумрачный блик.

- Подаришь для офиса? - сразу спросил отец, пряча в глазах восхищение.

- Не-а, - отозвался Валька, - я её подарю. Есть кому... Вот для офиса, хочешь?

Каховский-старший захохотал. На листе был он сам - просто сидящий за столом в своём кабинете во время совещания. Но Валька сумел придать отцу какое-то неуловимое сходство с огромным медведем, выглядывающим из берлоги, отчего вся картина приобре-тала оттенок шаржа. Кроме того, взятый ракурс позволял видеть, что под столом Ка-ховский-старший скинул с ног шикарные туфли и шевелит пальцами.

- Мобильником снял, по-быстрому, - признался сын, - ты меня тогда ещё выгнал... А по-том просто перерисовал... Берёшь?

- Беру, - махнул рукой отец. - А дальше?

Картина вроде бы была яркая, цветная, но вот только все цвета отдавали раздра-жающей кислотой. Единственным "нормальным" пятном среди потока людей, машин и света - Валька нарисовал вечерний центральный бульвар - был обтрёпанный мальчишка лет 10. Сидя с поджатыми ногами на ограждении подземного перехода, он обмакивал па-лец в стоящую рядом бутылку с молоком и кормил прижатого к груди крошечного щенка. На чумазом лице мальчишки сияла - другого слова подобрать было нельзя - улыбка.

Родители долго молчали. Валька тоже молчал, глядя в окно. По нему шуршал весен-ний дождь.

- Валь... - тихо сказала Ирина, - а эту - мне? Хорошо? Как раз в галерею...