Александр Мартынов - В заповедной глуши

Жуткий "робосолдат", чёрный "киборг демократии", рухнул на спину - мёртвой неподвижной грудой, в которой больше не было ничего живого и страшного.

Он был убит наповал...

...Когда позади захлопали взрывы растяжек, Михал Святославич перешёл на шаг и засмеялся:

- Всё, до утра они там засядут.

- Как говорится - лучше умирать в поле, чем в бабьем подоле, - послышался весёлый го-лос, и Влад Рокотов чёрной бесшумной тенью вынырнул слева. - Что ж.По-моему, непло-хо сработано?

- Так ты настоящий, - сказал Валька, сам не заметив, что называет взрослого мужчину на "ты". Влад рассмеялся и повторил:

- Что ж. Вы тоже... А теперь - последний рывок! Ну?!.

29.

В середине апреля вспыхнула весна - вспыхнула яростно и неукротимо, буквально за ночь. Когда Валька ложился спать, было пасмурно и темно, дождь поливал вновь почер-невшие ветки деревьев и небо было закрыто тучами. А когда он открыл глаза - в окна лу-пило солнце, сходили с ума птицы, сияла свежая зелень листьев и синело небо, а снаружи

____________________________________________________________________________________________________________________

1. Любой ценой , умираем, но не сдаёмся... (фр.)

194.

орал и ухал Михал Святославич- они с Витькой поливались водой из колодца. Лаял Белок.

- Весна, - сказал Валька, садясь на постели и широко открывая глаза. - Граждане, это настоящая весна!..

... Русская штыковая - подписал Валька триптих. В левой его части почти весь план занимало лицо солдата: немолодое, усталое, бронзово-загорелое, с пшеничными усами. В глазах солдата не было ни страха, ни злости - только спокойная готовность. Тут же был виден его грязный, костистый кулак со сбитой кожей, которым он примы-кал штык. На штыке ярко горела звезда блика. За солдатом виднелись другие - они сиде-ли и стояли на колене, во что-то вглядываясь, напряжённо согнулась спина офицера в бе-лой рубахе с тёмным пятном между лопаток - но основное внимание притягивали к себе именно лицо, кулак и штык.

В центре огромное пёстрое море восточного отряда, щетинясь пиками, ружьями и клинками, кипело внизу крутого спуска - и как раз замерло в своём кипении. На верху спус-ка высилась фигура офицера - совсем мальчишки, с поднятой в тонкой руке (рукав гряз-ной гимнастёрки съехал до локтя) саблей; он стоял вполоборота и что-то кричал назад. А за его спиной поднимались искрящиеся стебли штыков - самих людей ещё не было вид-но, но от этого впечатление только усиливалось.

И в правой части тонкая редкая линия русских солдат в бешеном разбеге сминала и гнала безликую орду: только кое-где всплывало искажённое ужасом лицо, беспомощный взмах широкого рукава, поднятые руки... Солдаты кололи и били прикладами. На всей ча-сти картины было только четыре отчётливых, как бы схваченных стоп-кадром пятна: кряжистый усач позади атакующей линии держит на руках офицера в залитой кровью рубахе, и тот, подняв руку с саблей, указывает солдату - да вперёд же!; невысокий вёрт-кий солдатик, вырвав левой рукой хвостатое знамя-бунчук у огромного янычара, ловко бъёт его кулаком "напересёк сердца" - и янычар уже валится беспомощной тяжёлой гру-дой, задрав бороду; роскошно одетый паша, воздев в руках зелёную книгу, потрясает ею перед бегущими - но ясно по его лицу, что сейчас и он бросит Коран, побежит вместе со всеми, спасая свою шкуру; рыжий атлет в алом мундире - холёное молодое лицо с бакен-бардами искажено яростью и гневом - рукоятью длинного палаша бьёт по головам бегу-щих мимо турок, с левой стреляет в русских из револьвера - и тоже видно, что он никого не остановит уже и ничего не исправит...

Он закончил рисунок только вчера. Когда ещё вроде бы не было весны, и даже вить-ка, сидя у стола, писал какие-то зимние стихи, хотя и хорошие, но - зимние.

Тихие следы по белой пороше.

Зимний берег ввысь, соснами поросший.

Утренних часов тишина стеклянная.

Небо - серым куполом, в середине - я.

От мороза масляный металл карабина.

Пёс со мною рядом, иней лёг на спину.

Круг широкий чертит щука подо льдом.

Два часа вдоль речки - вот и он, мой дом...

Но сейчас всё виделось совсем по-другому. Ожесточённо растираясь полотенцем после "душа", который ему устроили во дворе, едва он туда высунул нос, Валька снова осмотрел свою картину и остался доволен. Бросив полотенце на постель, мальчишка подсел к роялю - подарку загадочного "дяди Саши". Впрочем, сам Валька почему-то был уверен, что это презент от Президента.