Алистер Маклин - Дрейфующая станция «Зет». Караван в Ваккарес

Я ещё раз осмотрел портативную рацию и использованные батареи элементов «Найф», которые её питали. На шкале настройки все ещё стояла волна, на которой «Дельфин» поймал сигналы бедствия. Ничего особенного там я не обнаружил. Я присмотрелся к никель–кадмиевым элементам и обратил внимание, что они соединены между собой и подключены к клеммам рации с помощью пружинных зубчатых захватов – «крокодильчиков»: такие захваты часто употребляются для обеспечения хорошего контакта. Я отсоединил два захвата, взял фонарь и вгляделся в контакты: на них отчетливо виднелись неглубокие щербинки, оставленные зубчиками.

Я снова вернулся в лабораторию, поднял половицу и осмотрел при свете фонаря лежащие там элементы «Найф». По крайней мере половина из них имела такие же характерные метки. Элементы казались совсем новыми, но метки на них уже были, а ведь наверняка, когда станция «Зебра» только создавалась, никаких отметин на них не было. Несколько элементов закатились так далеко под соседнюю половицу, что мне пришлось пошарить там рукой. Я достал ещё два элемента, а за ними различил что–то темное, металлическое, непонятное.

В темноте трудно было разобрать, что за предмет там, пришлось отодрать две соседние половицы. Это оказался цилиндр тридцати дюймов в длину и шести в диаметре с медным краником и указателем давления, стоявшим на отметке «полный». Тут же рядом лежал пакет площадью примерно восемнадцать квадратных дюймов и шириной около четырех, маркировка на нем гласила: «Шары–радиозонды». Водород, батареи, шары–зонды, тушенка и концентрированный суп. Достаточно широкий ассортимент по любым меркам. Но, как мне показалось, отнюдь не случайный.

Когда я возвратился в жилое помещение, больные ещё дышали. То же самое можно было сказать и обо мне: я весь трясся от холода, а зубы стучали безостановочно, хотя я и сжимал челюсти изо всех сил. Я подсел к мощному электрообогревателю и наполовину оттаял, после чего взял фонарик и снова отдался в руки ветра, мороза и темноты. На мою долю выпала роль мальчика для битья, это уж точно.

Следующие двадцать минут я потратил на то, чтобы набросать дюжину схем лагеря, передвигаясь с каждой новой схемой на несколько ярдов. При этом мне пришлось прошагать что–то около мили, и в конце концов мороз как следует прихватил мне скулы, не защищенные маской. Я почувствовал, что они уже почти омертвели, потеряли чувствительность, решил, что трачу время без всякой пользы, и направился обратно в лагерь.

Я уже миновал метеостанцию и лабораторию и поравнялся с восточным углом домика, когда вдруг краешком глаза приметил кое–что необычное. Я навел фонарик на восточную стену и вгляделся в наросший за время шторма слои льда.

Почти вся его поверхность была однородной, серовато–белой, очень гладкой, чуть ли не полированной, – почти вся, но не вся: часть её была испещрена странными пятнышками разной формы и размеров, но не больше одного квадратного дюйма. Я попробовал потрогать эти пятнышки, но они прятались в толще отсвечивающего льда. Я отправился к восточной стене метеостанции, но она была девственно чиста, никаких пятнышек не нашлось и на восточной стене лаборатории.

Я зашел в помещение метеостанции и отыскал там молоток и зубило.

Отколов кусок льда с пятнами, я отнес его в жилое помещение и положил на пол у одного из обогревателей. Через десять минут передо мною в лужице воды плавали клочки обгоревшей бумаги. Вот это уже было действительно странно.

Значит, подо льдом на восточной стене жилого дома скрыто ещё множество сюрпризов. Только там – и нигде больше. Разумеется, объяснение могло быть вполне невинное – ну, а вдруг нет?.. . Я снова поглядел на двух человек, лежавших без сознания. В помещении было сравнительно тепло и сравнительно уютно, но не более того. Однако вряд ли больные выдержали бы транспортировку на борт лодки в ближайшие двадцать четыре часа. Я позвонил на корабль, попросил прислать сопровождающего и, когда прибыли два матроса, отправился с ними на «Дельфин».

Атмосфера на корабле в это утро была необычная: тихая, мрачноватая, почти похоронная. И удивляться тут нечему. Еще недавно люди со станции «Зебра» казались далекими и чужими, не имели ни лиц, ни имен. Но теперь, когда эти обгоревшие, обмороженные, истощенные, потерявшие восьмерых товарищей полярники прибыли на корабль и, можно сказать, обрели плоть и кровь, теперь каждый член экипажа «Дельфина» вдруг в полной мере осознал весь ужас случившегося со станцией «Зебра». Кроме того, не прошло и семи часов, как их собственный товарищ, лейтенант Миллс, погиб неожиданно и страшно. Так что, хотя задача и была успешно выполнена, особых поводов радоваться не находилось. Радиола и музыкальный автомат в матросской столовой бездействовали. Корабль, по сути, напоминал гробницу.