Алистер Маклин - Дрейфующая станция «Зет». Караван в Ваккарес

Боуман отскочил, но его реакция была уже не та. К счастью, бык всего лишь задел свою жертву левым плечом. Удар получился скользящим, если можно так сказать об ударе быка весом около тонны, несущегося со скоростью тридцать миль в час. Но и от этого скользящего прикосновения Боуман кубарем полетел на песок. Бык преследовал его, стараясь ударить рогами, но у Боумана еще хватало сил, катаясь по арене, избегать смертельных ударов.

Неожиданно зрители притихли: тореадор что надо, великолепный актер… но все это было слишком! Ведь никто не станет в демонстрации своего искусства заходить столь далеко, чтобы каждая минута грозила смертью. А Боуман находился в шаге от нее, а иногда и ближе. Дважды рога рвали его одежду на спине.

Оба раза он чувствовал, как они раздирают его тело, и это заставляло находить в себе силы продолжать смертельную схватку. Множество раз Боуман все увертывался и увертывался от ударов, и вот ему представился шанс, даже не шанс, а скорее полшанса, подняться на ноги. Он ничего больше не мог делать, только стоять, пьяно шатаясь. Опять зловещая тишина повисла над ареной. Приведенный в бешенство разъяренный бык несся прямо на Боумана, и казалось, на этот раз он покончит с упрямым противником. Но опять инстинктивный, неловкий, но, как оказалось, правильно рассчитанный рывок из последних сил спас человеку жизнь. Бык был настолько взбешен, что пробежал еще ярдов двадцать, прежде чем сообразил, что человека уже нет перед ним. И бык остановился.

Толпа взорвалась бурными аплодисментами. Повинуясь охватившему их чувству, люди кричали, хлопали в ладоши, утирали слезы радости, восхищения и безмерного преклонения перед этим тореадором–полубогом. Какой актер! Какой исполнитель! Как великолепен! Подобного представления еще не доводилось никогда и никому из них видеть.

Боуман прислонился к барьеру в полном изнеможении. Недалеко от него стоял Кзерда и улыбался. Боуман исполнил свою лебединую песню, и отчаяние на его лице более чем что–либо другое свидетельствовало об этом. У него иссякли не только физические силы, но и пропала воля к сопротивлению. Он просто не в состоянии был больше двигаться. Бык наклонил голову, готовясь к последней атаке. И опять на арене наступила жуткая тишина. Какое чудо покажет волшебник на этот раз?

Но у волшебника уже никаких чудес в запасе не осталось. Когда воцарилась тишина, Боуман вдруг услышал нечто, что заставило его резко обернуться и посмотреть на зрителей. Он не поверил своим ушам.

В последнем ряду трибун стояла Сессиль и неистово махала руками, не обращая внимания на то, что была центром внимания для сотен глаз.

— Нейл! — пронзительно крикнула она. — Нейл Боуман!

А бык уже начал свой разбег. Но появление Сессиль и мысль о том, что возможное спасение близко, придали Боуману новые силы. Он каким–то чудом оказался в зоне безопасности, и прошли еще две секунды, прежде чем бык врезался в барьер. Боуман сбросил шляпу Пьеро, которая болталась у него за спиной, и надел на один из рогов животного, что были так старательно заточены Кзердой.

Боуман помчался наверх со всей скоростью, на какую только были способны его словно свинцом налитые ноги, на ходу приветствуя зрителей, которые хотя и пребывали в замешательстве от странного поворота событий, но все же расступались перед ним, громко выражая восхищение. Происшедшее было настолько непредвиденным, что все посчитали его частью выступления. Боуман не знал, какие мысли и чувства владели этими людьми, да ему и не было до этого никакого дела, главное, что ряды зрителей расступались, пропуская его, и снова смыкались за его спиной. Это давало ему несколько жизненно важных секунд npeимущества перед его преследователями. Боуман добежал до последнего ряда и схватил Сессиль за руку.

— Ты пришла вовремя! — выдохнул он. Его голос, как и дыхание, был прерывистым и хриплым.

Боуман оглянулся: Кзерда следом пробивался сквозь толпу, за ним Эль Брокадор; Серла нигде не было видно. Выбравшись с арены, они помчались мимо раздевалок, стойл и загонов для быков. Боуман на бегу засунул руку в одну из многочисленных прорех в своем балахоне, нащупал ключи и вытащил их. Добежав до последней раздевалки, он сжал руку Сессиль и выглянул из–за угла. Секундой позже повернулся к ней, и на его лице отразилось горькое разочарование.

— Сегодня не наш день, Сессиль. Помнишь того цыгана, которому крепко досталось от меня? Мака? Он сидит на капоте «ситроена» и чистит ножом ногти.