Михаил Ляшенко - Из Питера в Питер. Повесть

Куда хуже было понять, что Володя стыдится ее, Екатерины Обуховой, что он открещивается не только от дружбы с ней, но даже старается показать, что не имеет с ней, замарашкой, ничего общего, что они, в сущности, незнакомы… Он уже покрикивал на Катю, и это страшно нравилось хозяйской дочке и Фоме Кузьмичу.

Катя, как и Володя, взяла с собой учебники и тетради. Олимпиада Самсоновна и другие преподаватели дали всем, кто уезжал в деревню, особые задания, чтобы не отстать, не задержаться с переходом в следующий класс. Эти задания, тетради, учебники были теперь для Кати особенно близкими и дорогими. Опорой в ее плохой жизни. Даже взять в руки учебник или тетрадь было радостью. Заниматься ей удавалось урывками, едва ли не тайком, и тем большим утешением и счастьем это было.

Как-то Фома Кузьмич с женой уехал на свадьбу, оставив дома бабку, дочку и Катю и наказав огня ни в коем случае не зажигать. Катя, надеявшаяся позаниматься, пока их не будет, загрустила, но, когда они уехали, взяла тригонометрию, которая ей особенно трудно давалась, и вышла с учебником на улицу. Тут было все-таки посветлее и можно было решать задачки. Когда Катя спустя час, хоть и промерзшая до костей, но довольная, что позанималась, вернулась в избу, она увидела на полу непривычную кучу изодранной в клочки бумаги… Это были все ее тетради и учебники. С печи, свесив голову, с радостным любопытством наблюдала хозяйская дочка.

Катя присела и стала перебирать клочки. Восстановить, собрать что-нибудь нечего было и думать.

- Нажалуешься? - победоносно спросила хозяйская дочка.

Катя подняла голову и посмотрела на нее. Улыбка постепенно сошла с лица хозяйской дочки, сменилась гримасой, и вдруг она плюнула Кате в лицо…

Тут Кате показалось, что быть всегда доброй несправедливо. Даже противно. Ей вовсе не хотелось твердить этой дрянной девчонке о любви. Куда полезнее треснуть ее так, чтоб взвыла…

Но Катя промедлила. И девчонка победоносно захихикала…

Холодало. Приближалась зима. Дважды выпадал снег, кончался октябрь…

Становилось все сложнее выходить на улицу - не в чем. У Кати заострился и почему-то все время блестел нос. Руки покрылись цыпками, кожа на них шелушилась, а кое-где потрескалась и гноилась. После того как она несколько дней прокашляла - «бухала», как упрекала ее хозяйка, Фома Кузьмич разрешил дать «кожушок», из той одежи, которая свалена была в сарае и давно никем не употреблялась за крайней ветхостью. Но кожушок все же грел, и Катя несколько ожила. В этот вечер она разыскала Гусинского и Канатьева.

Они работали у владельца мельницы, тоже хозяина. Катя, которая мало их, в сущности, знала, очень обрадовалась, увидев ребят.

- Ой, Катерина! - загрустил даже хладнокровный и неразговорчивый Гусинский. - Что с тобой?..

- Со мной ничего такого, - сказала Катя, пряча страшные руки. - Вот только скучно.

- Зря мы сюда поехали, - серьезно кивнул Канатьев. - Надо было с ребятами оставаться.

- Отсюда надо уходить, - медленно проговорил Гусинский как о решенном деле.

Катя прижала израненные кулачки к груди:

- Мальчики, неужели вы знаете дорогу?

Они переглянулись. Гусинский медленно и важно наклонил голову. Тогда Боб Канатьев тихо сказал:

- Ларька, ну и мы тоже, считаем, что ты ничего, верняк…

- Кто я? - не поняла Катя.

- Ну, не продашь, - пояснил Боб, - своему Володьке и другим шкурам.

- Это все пустое, если вы знаете дорогу!

- Куда? - холодно спросил Гусинский.

- Ну, где наши! В этот приют!

Мальчики опять переглянулись. Гусинский снова наклонил голову, и Канатьев зашептал, торжествуя:

- Мы знаем аж две дороги…

Катя уставилась на них, недоверчиво покачивая головой, улыбаясь.

- И в приют и к красным партизанам! Тут такая братва есть, в этом Широком! Эх, Ларьке понравились бы… Знаешь, где наши, красные, фронт?

Она покачала головой.

- Может, и полсотни верст не будет.

- А приют?

- Приют - всего в двадцати верстах, только в другую сторону.

- Можно за день дойти, - прошептала Катя.

Она улыбалась, и тихие слезы текли сами. У нее было очень счастливое лицо. Катя обняла за шею Гусинского и Канатьева и, пользуясь полной их растерянностью, быстро чмокнула каждого.

- Еще чего! - возмутился Боб, яростно вытирая щеку.

Гусинский с достоинством отодвинулся тоже.

- Какие вы смешные! - едва выговорила Катя. - Какие вы хорошие! И как я хочу, чтоб мы скорее опять были все вместе. Я уж на это и не надеялась…