Михаил Ляшенко - Из Питера в Питер. Повесть

- Сэр, я работаю в Красном Кресте двадцать лет! - возмутилась миссис Крук. - И все время с детьми! Если вы считаете, что мое мнение ничего не стоит, что я не заслуживаю доверия…

- Что вы, миссис Крук…

- Тогда перестаньте слушать нелепые сплетни! Этих детей не запугать. Их нельзя терроризировать. Я советую вам, сэр, запомнить мои слова. Кажется, я понимаю, почему моих детей поселили на заброшенном острове, отрезанном от Нью-Йорка…

И, не слушая возражений, вне себя от гнева, она выскочила, хлопнув дверью.

Ни тогда, ни после Круки ни с кем не делились своими горестями.

Ребята недоумевали, почему после такой теплой встречи в Сан-Франциско их изолировали от нью-йоркцев, засунув на заброшенный островок, который за час-другой можно было пересечь вдоль и поперек.

Удивляли и сердили ребят также строгости, заведенные на этом островке. Казармы, где они жили, были обнесены забором. Охрану лагеря несли солдаты-негры. Они относились к ребятам по-дружески, но никуда не выпускали. Всем в лагере командовали белые солдаты-инструкторы с какими-то нашивками. В шесть утра - подъем по свистку. Полчаса отводилось, чтобы убрать постели и умыться. Полагалось каждое утро мыться до пояса. Затем целый час занимались гимнастикой, строевым шагом, военизированными упражнениями…

Миша Дудин так пристально и внимательно вглядывался в лица инструкторов, что его рано или поздно спрашивали:

- В чем дело, парень?

- Я ищу Майкла Смита, - объяснял он.

- Какого Смита?

- Был такой…

Ребята хмурились. Уж не начинают ли и правда втихаря готовить из них разведчиков?

За каждое отступление от правил полагалось наказание, как в настоящей казарме. Питание стало скудным… Такой же порядок был заведен и для девочек, только с ними занимались несколько злых и неразговорчивых женщин в скаутской форме.

Все это можно было вытерпеть, если бы сказали ясно и точно, когда их повезут домой. Вместо этого стало известно о «плане Бордо».

Аркашка, необыкновенно быстро сходившийся с разными людьми, завел и здесь дружбу со здоровенным солдатом-негром. Ребята провели на острове уже около десяти дней. Аркашка учил своего солдата русским словам и просил, чтобы тот приносил нью-йоркские газеты, вроде - для учения… Иногда солдат совал ему газету. Там писали о чем угодно, только не об их неуютной судьбе.

Но однажды солдат сказал:

- Скоро будем прощаться.

Аркашка молча впился в него черными глазами.

- Вас повезут во Францию.

- Куда? - не поверил Аркашка.

- В лагерь, около французского города Бордо. Там собирают детей, жертв большевистской революции. Вам повезло: начальником лагеря назначен тот самый, кого ищет ваш малыш, - Майкл Смит. Хорошо, что знакомый, правда?

Через час штаб красных разведчиков решал, как быть.

- Удрать из лагеря - раз плюнуть, - размышлял Ларька. - Забор и охрана пустяки. А потом что? На острове никто не живет, лодок нет. На чем добираться?

- Для смены караула приходит катер, - напомнил Аркашка. - Захватим его!

Ларька только улыбался, а Гусинский рассердился:

- Как ты его захватишь? И вообще кончай свои анархистские штучки!

- А ты что предлагаешь?

- Даже если б удалось захватить катер, - успокаивал их Ларька, - нам не удастся добраться до города. Перехватят в заливе…

- Дадим бой!

- Чем? Кулаками?

- А хотя бы и кулаками! Налетят репортеры! Мы успеем сказать им всю правду!

- И они ее тотчас напечатают, - посмеивался Ларька.

- Ты что, - нахмурился Аркашка, - не понимаешь, что надо любой ценой пробраться к товарищу Мартенсу? Ты помнишь, что говорил Джером Лифшиц? Если можно поднять всемирный хай, так самое время его поднимать! Иначе будет поздно…

- Вот если бы кто-нибудь умер, - неожиданно заговорил Миша Дудин, - тогда можно бы в гроб вместо этого мертвеца положить, скажем, меня… Гроб отвезут в город, на кладбище, а я откопаюсь и выберусь к товарищу Мартенсу… Только для этого надо, чтобы кто-то умер.

Тут стало известно, что в лагерь приехала миссис Крук и хочет видеть Ларьку и Катю.

Наверно, впервые в жизни миссис Крук испытывала странную неловкость, что-то похожее на стыд… В глубине души она с горечью сознавала, что предпочла бы сейчас не появляться в лагере. Но у Джеральда Крука, с его куда более мягкой натурой, чуть не слезы наворачивались на глаза, когда надо было ехать в лагерь. Он умоляюще смотрел на жену, и скрепя сердце Энн Крук брала эту миссию на себя… Что могла она ответить русским ребятам на самый главный для них вопрос? Теперь, когда «Асакадзе-мару» требовалось каких-то две недели, чтобы доставить ребят домой, миссис Крук не знала, попадут ли они туда вообще… И прятала глаза.