Александр Кикнадзе - Кто там стучится в дверь?

Пантелеев не догадывался о таком моем козыре: «Автодорожная» помогала соблюдать ритм и не думать ни о чем, кроме одной симпатичной бегуньи, которая наблюдала за нами издалека, ожидая, кто первым дотронется до ее руки.

Я знал, что не проиграю сегодня Пантелееву.

Когда до конца оставалось метров двести, Станислав оглянулся (я отставал на два-три шага), недоуменно посмотрел на меня и, дабы наказать за самонадеянность, включил новую скорость. Раньше в таких случаях я сбивал темп, как бы говоря себе, Славке и вообще всему миру, что хватит, поиграли, больше я заниматься этими пустяками не собираюсь, дело твое, если все это воспринимаешь серьезно и если тебе хочется трусить еще, пожалуйста, я против ничего не имею, а меня избавь, хватит. Так случалось раньше, когда за поворотом, у входа на бульвар, не было плаката: «Привет участникам эстафеты «За нефть и хлопок», а под этим плакатом стройной бегуньи в легкой спортивной форме. Я начал приближаться к Станиславу, но, прежде чем сделать попытку обойти его, спросил себя: не нарушаю ли товарищеского закона, ведь, мне полагалось... я имел разрешение сойти... Ну, а он-то... он же был обязан жать вовсю... Значит, ничего не случится, попробую.

Когда мы поравнялись, я сказал ему негромко: «Держись, Пантелей!» — и дал ходу. Он дышал тяжело, а мне казалось, что я могу еще три, нет, пять километров в таком же темпе пройти, потому что увидел озорное лицо Вероники и понял, что у меня есть определенный шанс завоевать ее симпатию... Я опередил Славку метров на пять, дотронулся до руки Вероники несколько метров мы бежали рядом, на прощанье она улыбнулась мне.

По-моему, Пантелеев не понимал, что же такое произошло. Да и сам я тоже. Только вспомнил одного мудреца, который утверждал, что человек, ударивший другого, не заслуживает ответного удара в наказание, ибо за несколько мгновений, пролетевших с тех пор, стал иным; одним словом, философ считал, что в разные минуты жизни мы не похожи сами на себя и что это полнее всего подтверждается на спортивных ристалищах. Возможно, я немного лучше узнал гражданина Песковского Е. А. И еще понял, как важно мне иметь какой-то, пусть маленький, стимул. К чему приведет с годами этот случай на этапе у Девичьей башни, я еще предполагать не мог.

Славка был настоящим спортсменом и известие о том, что в день эстафеты на его этап выйду я, воспринял хладнокровно и отрешенно, будто не его это касалось. Я ему не соболезновал, бывали вещи, которые мы оба понимали хорошо и о которых никогда не говорили. Я же вновь подумал о том, что мог бы поучиться у него выдержке и умению делать хорошую мину при плохой игре.

Мне выдали новую форму — белую майку с красной полосой по диагонали, синие трусы и резиновые тапочки. За час до начала эстафеты мы сели в грузовик и начали развозить бегунов по этапам. Когда доехали до «Азнефти», я спрыгнул, приветливо помахал рукой товарищам: мол, знайте, все будет в порядке, не подведу...

Я приполз к Веронике на этап шестнадцатым. Получил палочку девятым, сразу резко вышел вперед, обогнал одного, другого, третьего... что было дальше и сколькие перегнали меня в самом конце этапа, лучше не вспоминать. Этот случай надолго отбил охоту пробовать силы в беге... И все же я не жалел о случившемся. Ведь это благодаря эстафете я познакомился с Вероникой. А что говорили о моих талантах Мнацаканян и Канделаки — можно было пропустить мимо ушей.

«Эх-ха! Эх-ха-ха! Все вступайте в Автодор!»

День заполнен с утра до позднего вечера. Мы понимаем: предстоит пройти курс не за одну, а за две жизни, пусть немного громко сказано, но это так! Один курс за себя. Другой — куда более сложный — за того, кем готовимся стать. Знать не просто два языка и две страны — познать второй способ мышления, привыкнуть к новым измерениям, новым жизненным целям и ценностям. Убедить себя, что эти чужие ценности и цели теперь твои, пусть на срок, но твои; если ты будешь это только изображать, если будешь играть роль, имеешь куда больше шансов провалиться.

Вчера полдня провел как приготовишка. Учусь писать цифры. Думал раньше, что во всем мире арабская семерка — это арабская семерка. Как и пятерка и тройка. Но оказывается, немцы пишут их немного по-своему. Совсем небольшое отличие, но есть. И я должен забыть, как писал раньше. Показал Рустамбеков. Неторопливо и обстоятельно. Он все делает обстоятельно. И хочет, чтобы мы научились и этому умению. Понятия «умение» и «обстоятельность» тоже имеют свой национальный оттенок. Немецкое умение, насколько я понимаю, есть искусство делать дело достойно, без суеты и лишних слов.