Юсуп Хаидов - На семи дорогах

Всадники, во главе с Чоллеком скакавшие впереди, приостановились и повернули коней, чтобы узнать, что случилось.

Чоллек подъехал вплотную к Иванову и, привстав в стременах, вперил в него свинцовый взгляд.

— С этого места я не тронусь ни на шаг, — громко произнес Иванов.

— Ну-ка, только попробуй не тронуться. Смотри, как бы тебе и впрямь не остаться здесь навеки, — с угрозой в голосе сказал Чоллек.

Иванов сначала побледнел как мел, затем лицо его валилось багровым румянцем.

Чоллек положил руку на маузер, молча наблюдал за ним.

— Если не хочешь ехать с нами дальше, то почему

поехал от Пескака? Разве не мог разыграть эту истерику там?

— Там у меня был пациент, которого я оперировал. Если бы ты убил меня там, на его глазах, он мог бы от волнения умереть. А теперь моя смерть не причинит никому никакого вреда.

Семен Андреевич, собрался слезать с коня, но тут ему показалось, что кто-то крепко ухватился сзади за его пиджак. Обернувшись, доктор увидел, что его держит Иламан, который сидел сзади. Мальчик не отводил немигающий взгляд от руки Чоллека, вытащившей из кобуры маузер.

— Пусти, сынок! — промолвил Иванов и слез с коня.

Не обращая никакого внимания на Чоллека, доктор расчесал волосы, потом стряхнул пыль с фуражки и снова надел ее.

Чоллек продолжительное время пребывал в нерешительности, исподтишка наблюдал за своими нукерами. Он заметил, что у некоторых во взглядах сквозит сочувствие к Иванову. Это чувство, Чоллек понимал, возникло у нукеров недавно, и вызвано оно было добротой, простотой и человечностью доктора.

«Если даже я убью сейчас доктора, я не смогу убить сочувствие к нему. Поэтому уничтожить Иванова нецелесообразно», — подумал про себя Чоллек.

— Так и быть, мы тебя освобождаем, дохтор, — громко произнес Чоллек. — Тебя все равно убьют местные власти, когда узнают, что ты был у нас. — С этими словами Чоллек тряхнул поводья коня.

Остальные басмачи двинулись за атаманом.

Иламан, сидевший на крупе коня позади седла, которое занимал Иванов, несколько раз оглядывался назад. Он не пересел в пустое седло и даже не подобрал поводья, которые болтались где-то под животом коня.

* * *

Джомарт-бай был весьма солидным и представительным человеком.

Сапожники-мастера говорили, что когда они тачают ему сапоги, то на это еле-еле хватает целой шкуры теленка, А на шапку ему необходим был каракуль ягненка, который не менее двух недель сосал вымя матери.

На сытом и надменном лице Джомарт-бая выделялась всегда аккуратно подстриженная, ухоженная борода, коричневатая с проседью. С бородой сочетались загнутые кверху усы, которые придавали лицу Джомарт-бая свирепость. Взгляд отличался надменностью и высокомерностью.

Бай считал себя сильнее всех, богаче всех, красивей всех, и никто не мог разубедить его в этом.

Но то, чего не могли сделать люди, сделало всемогущее время, то самое время, которое шестьдесят лет назад научило маленького Джомарта ходить, потом бегать по земле, кататься на резвых и своенравных скакунах, которые неслись быстрее ветра, — короче, то самое время, которое прежде было для Джомарт-бая другом и союзником, теперь все чаще ставило ему подножки и висело на плечах тяжелым грузом.

Правда, последние месяцы как будто были для него благоприятны. Стояли светлые весенние дни, часто приносившие дождь, множились огромные и без того отары овец — их было у него больше шести тысяч.

Однако ничто в этом году не радовало, ничто не могло поднять настроения Джомарт-бая. Многое, беспокоило его: и батраки, которые день ото дня становились все более строптивыми и несговорчивыми и тревожные слухи, и новая власть.

Докатилась весть, что в далекой России скинули белого падишаха. Напрасно Джомарт-бай уверял себя и других, что не верит в это, что такого быть не может, что если не завтра, так послезавтра великий падишах снова взойдет на трон.

Многие баи, такие же как он, бежали со всеми своими пожитками и домочадцами за границу, это тоже раздражало Джомарт-бая. Не спеша следовать их примеру, он думал со злобной ненавистью:

«Трусливые душонки, они предали и покинули свою родину в трудный час, а что их может ждать там, зa рубежом?

Белому падишаху это не понравится, когда Николай снова взойдет на трон. А это непременно будет!»

Нужно сказать, что, хотя Джомарт-бай и бравировал всем своим поведением, собственных овец он велел согнать в более укромное место, расположенное в глубине пустыни. Впрочем, и там ему не удавалось уйти из поля зрения советской власти, которая крепла день ото дня.