Нил Никандров - Глоток дождя

В Кирхдорф Черняк пришел поздно ночью. Закрывшись в доме, он сел на сколоченный Юзиным табурет.

Пора оставлять базу. В отсутствие Юзина она превращалась в западню. По плану операции на эти дни намечалась инсценировка: вооруженная «стычка» между напарниками и чекистами. Таким образом была бы полностью развернута их «легенда» и обоснован «переход на нелегальное положение». Это дало бы напарникам множество преимуществ. Итак, решено: от «ухода в нелегалы» не отказываться и использовать его для того, чтобы прикрыть исчезновение Юзина: погиб в перестрелке с чекистами. Любопытствующие соседи разнесут подробности по всем закоулкам. Эта шумиха ему и нужна.

Черняк пододвинул листы бумаги и начал послание Грошеву. В письме он обосновал свое решение остаться и сделал это, как показалось самому, сжато, мотивированно, с верой в свои силы. В конце документа приписал:

«И. Н. Поздравляю Вас с сорокалетием, золотым возрастом свершений. Надеюсь вскоре лично принести свои поздравления».

Возможно, эти строки были самыми важными в послании Андрея Ведуну, которому сейчас, конечно, было не до праздников. Пусть видит — Черняк не потерял головы.

Оставив листки в «ящике» у придорожного креста, Черняк переночевал в стожке, а утром отправился к болотистой низине, на которой выступали редкие, поросшие кустарником островки — их собирался обследовать Юзин. Андрей разыскал дряхлый челнок, вооружился шестом и оттолкнулся от берега.

За два дня Черняк прочесал все островки, но не обнаружил на них признаков присутствия людей, если не считать заброшенного охотничьего шалаша и кострища недельной давности. Не сюда ли забрели Блотин и Марек? Теперь понятно, почему здесь пустынно. Зловонный воздух, настырные комары, отсутствие надежного укрытия — живое существо не выдержало бы здесь долго.

На последних метрах пути подвел челнок — зачерпнул воды и пошел ко дну. Черняк оказался по грудь в вонючей зеленоватой тине. Добираясь до берега, он прыгал по зыбким кочкам, трижды срывался в воду и, облепленный ряской и бурыми водорослями, походил на водяного. Пришлось раздеваться донага и просушивать одежду на солнце. Что ж, надо привыкать к тому, что еще не раз придется сказать: никчемная работа, пустой номер — предположение оказалось неверным. С каждой ошибкой все меньше будет оставаться белых пятен или, как говорил Юзин, «слепоты».

Напялив влажноватую еще одежду, Черняк двинулся по тропе в сторону Кирхдорфа, в четырех километрах от которого находился «почтовый ящик». Что там в закладке от Грошева? «Да» или «нет»?

Огибая хутор новосела Чечета, работящего, доброжелательно относящегося к новой власти мужика, которого уже прочили на должность солтыса в Кирхдорфе, Черняк сошел с тропы в лес, чтобы не встречаться со знакомыми. Они не преминут справиться о Юзине, Андрей же не хотел этих распросов.

Пронзительный, а потому показавшийся близким, женский вопль заставил Черняка вздрогнуть. Так кричит человек, попавший в беду. Андрей рванулся к тропе. От хутора Чечета, спотыкаясь, то и дело оглядываясь, убегала в сторону поселка пани Малезинская.

Выждав, когда она пропала за поворотом, Черняк все-таки решил заглянуть к Чечетам. Распахнутая дверь поскрипывала на сквозняке. Черняк заглянул внутрь дома.

— Есть здесь кто-нибудь? — спросил он.

Голос отозвался гулкостью комнаты. Но Черняк уже увидел, что комната не пуста. Были здесь и хозяин, и хозяйка, и четверо их детей — все с обезображенными, исковерканными телами. Лицо Чечета было превращено в кровавое месиво: наверное, били каблуками и прикладами.

Черняк с трудом передвигая ноги, вышел во двор. За спиной тоненько повизгивала дверь...

К концу дня Черняк миновал березовую рощицу, полную дегтярно-берестяных запахов, подошел к условному месту и с усталым безразличием вытащил гильзу.

«10 августа. Робинзону. Ткач прибыл, перевезен в Инстербург. Обеспечение дальнейшего хода операции согласно твоим предложениям. Соблюдай осторожность. Желаем успеха. Ведун».

Черняк еще раз переночевал в стожке и весь следующих день провел в нетерпеливом ожидании вечера, блуждая по лесам вокруг Кирхдорфа. В час, когда начало темнеть, он был в саду своей кирхдорфскои базы. Темный дом возвышался среди яблонь: пусто, безжизненно в нем. Дальше, через дорогу, светилось окно Борусевича. Он и был нужен Черняку.

Борусевич, как обычно, заставил себя ждать. Наконец выглянул.

— А-а! Появились! Что надо?