Нил Никандров - Глоток дождя

«Ввиду недостаточной укомплектованности Аппарата Уполномоченного НКВД — отказать».

Майор-кадровик, навестивший Черняка в госпитале, объяснил: «Демобилизация и отпуска все еще запрещены. Что вы — лучше других?» Черняк возмутился тогда, с унизительной торопливостью пытался рассказать майору о тяжести зафронтовой работы, о невыносимой пустоте одиночества, которую Андрей пережил в немецкой разведшколе, о тоске по родным местам. Кадровик выслушал все, и как бы извиняя вспышку Андрея, сказал, что превосходно понимает его, потому что сам работал в немецком тылу. Прощаясь, майор с подчеркнутой сухостью заключил: «Приказ о вашем назначении подписан. Думаю, он не совсем огорчит вас. Вы направляетесь в группу капитана Грошева...»

Андрей и сейчас испытывал стыд за ту бабью истеричность, которую он проявил в разговоре с кадровиком. Майор, без сомнения, рассказал о конфликте Грошеву, и тот, как он умеет это делать, вскинул брови: «Андрей ли это? Не похоже на него». Что ж, заслужил. Втемяшил себе праздные настроения, теперь расплачивайся стыдом.

Месяцы, проведенные в немецкой разведшколе, бесконечно измотали и ожесточили Андрея. Больничная койка дала ему возможность вернуться к себе полузабытому, воскресить юношескую духовность, которая, казалось, погребена навсегда. Андрей надеялся, что с окончанием войны — конец его собственной службе, которая станет в его биографии строчкой, не имеющей продолжения. Он выполнил свой долг и, конечно же, залечив раны, мечтал о доме, о своей прежней профессии. Андрей никогда не собирался быть профессиональным контрразведчиком, а теперь выходило, что кто-то решил за него: нашлось дело, мало отличающееся от того, чем он занимался в долгие месяцы войны. Неужели ему снова придется влезать в шкуру предателя? Оказывается, без него, Андрея Черняка, не обойтись не где-нибудь, а именно в Зеебурге, бывшем восточнопрусском, а теперь бесповоротно польском городе, расположенном в десятке километров от Литвы. Как хотелось отрезать неожиданно нагрянувшему в госпиталь Грошеву: «Думайте что хотите, но я не могу». Андрея хватило только на то, чтобы внимательно выслушать капитана, согласиться с ним и улыбнуться ему улыбкой, которая ничего не выражала. Андрей боялся, что бывший учитель увидит его слабость, поймет, как сдал ученик. Да, откровенного разговора не получилось. Грошев казался чрезмерно официальным, не склонным к доверительным беседам. Теперь Андрей, в глазах Грошева, — взрослый человек с достаточно большим жизненным опытом. Нужна ли в их взаимоотношениях прежняя щедрость чувств?

Необычные, как будто виноватые, нотки проскользнули в голосе Грошева, когда он объяснял причину откомандирования Андрея в Зеебург. Оказывается, Грошев отвергал кандидатуру Черняка, мотивируя это его усталостью и необходимостью передышки. Начальник оперсектора Ватагин этих аргументов не принял: «Ты, Грошев, в опекуны не записывайся. Черняк твой будет не один. Он придается Юзину, а это, не скрываю, девяносто девять процентов успеха. Так и внуши своему подопечному. Дерзай!..»

Теперь Андрею нельзя отступать. В недрах холодного сейфа исчезнет комсомольский билет Андрея, тонкая книжица с фотоснимком сорокового года — белобрысый восемнадцатилетний юноша восторженно вглядывается в будущее.

В сегодняшний день?..

Андрей понимал, что опергруппа завалена делами. Он обратил внимание — у Грошева явные признаки недосыпания: красные веки, застывшее, словно омертвевшее лицо. Прав Грошев, война продолжается, потаенная, с глазу на глаз, война с теми, кто никогда не изживет надежду на торжество насилия. Впереди — борьба, необходимость испытывать одиночество, терпеть лишения.

...«Виллис» промчался вдоль речушки, остановился у каменного моста. В кабину заглянул часовой, узнал Грошева и отошел к шлагбауму — проезжайте. Прогрохотали по мосту, середина которого была залатана бревнами и досками.

— Мы только что миновали границу между Литвой и Восточной Пруссией. Бывшей Пруссией. — Грошев резко крутанул рулем, объезжая глубокую колдобину. — Я отметил на карте сигналы последнего времени: попытки нападения на польских переселенцев, обстрелы и убийства наших военнослужащих. Что получилось? В двадцатикилометровой зоне вокруг города три десятка крестиков — потянет на хорошее кладбище. Кто направляет эти действия? Пока мы имеем наводку на Доктора. Где он может скрываться? Не исключено, что в Кабаньей пуще — она полукольцом охватывает город, а то и на одном из островков в цепи болот за дамбой. Пока не дотягиваемся...