Мягкий вагон шел полупустым. Кассирша продала четыре билета. Отдавая билеты, помедлила, пассажир просунул в окошко голову. Она запомнила его. Просто так, из любопытства.
Когда пришел поезд, она заметила, что в мягкий вагон сел только один пассажир, тот самый, который брал четыре билета. Это ее удивило, поэтому она и запомнила все в деталях.
Пассажир вошел в вагон и коротко бросил Шкаликову:
— Стели постель, дорогой! Я спать буду!
Дежурил Шкаликов, его напарница дремала в служебном купе. Шкаликов положил на место фонарь, флажок, взял пакет с чистым бельем и вошел в четвертое купе. Пассажир вышел, чтобы не мешать ему. Шкаликов застелил постель и выпрямился. Пассажир стоял спиной к закрытой двери из купе и пристально смотрел на него.
Снисходительно, с наигранным равнодушием негромко он сказал:
— Здравствуй, Шкаликов!
Вот она, встреча, которой он ждал, к которой готовился и от которой скрывался. И топора под рукой, и ничего нет, а стоит перед ним человек, который все может...
— Садись!
Шкаликов попятился и сел.
Пассажир продвинулся в глубь купе, снял с полки портфель, выставил на стол поллитровку.
— Выпьем, Шкаликов! У нас с тобой разговор долгий!
Шкаликов спохватился — это последняя возможность проверить, к чему надо быть готовым.
— Сейчас чистые стаканы принесу!
— Выпьем из грязных! Спирт все очищает!
На столике от прежних пассажиров оставались два стакана.
Разлили по стаканам водку. Сальге бросил на стол дорожный пакет с закуской, что продаются на вокзалах. В пакете лежал кусок колбасы, два яйца, кусок хлеба.
Выпили...
— Спрятался... От кого спрятался?
Шкаликов потихоньку приходил в себя, лихорадочно соображая, как вывернуться, как отбиться.
— От себя прятался.
— Кто-нибудь знает, что ты живой?
— Ни одна душа. Окромя Раскольцева.
— И жена не знает?
— Упаси бог ей знать!
— Это почему же?
— Искать начнет!
— Значит, по чистой скрылся?
— По чистой!
— Это хорошо! Это нас устраивает! Зачем тебе деньги потребовались?
— Деньги завсегда нужны!
— Это верно!.. Напугал ты доктора! Он тоже считал тебя покойником!
— Ему я не докладывался!
— В пятьдесят втором году у вас была назначена контрольная встреча... Забыл?
— Никак нет! Шестого мая... В Москве... У входа в Большой театр... В два часа! Я к тому часу уже покойником числился!
— Он навел справки... Ему сказали, что умер... Все правильно! Чего же вдруг ожил?
— Как-то журнал на станции купил... Селедку завернуть. Гляжу — не верю! Он! Его лик! Я! Я... как червь в землю уполз, в темень задвинулся, стушевался, а он на виду, в богатстве, барином! В журнал пописывает! Такая на него злость взяла! Ну? Ваши что тогда говорили? Все! Конец России! Ты наш человек! Ты ни о чем не думай! Мы господа, а ты наш верный слуга. В обиду не дадим! А Рассеюшка-то жива! Жива! И все по-прежнему сдвинулось! К чему я пришел? Чего мне ждать? Ждать, когда постучатся в дверь? Дочь родилась... А ну как станет все известно об отце? Как ей жить? И что я мог? Гроши получал... Попросил его поделиться!
— А если бы не поделился?
— Нажалился, что я ему пригрозил?
— Пригрозил в КГБ обратиться... У тебя, что же, там друзья завелись?
— Упаси бог от друзей, от остальных сам отобьюсь!
— Почему ушел из деревни?
— На почте сказали, навестил, дескать, друг! Друзей у меня нет, а про ту почту один Раскольцев знал...
— И так и этак, Шкаликов, получается, что не от КГБ бегал, а от нас спрятался?
Сальге налил еще полстакана водки.
— Прятался! — признался Шкаликов. — И от КГБ и от вас!
Водка начала действовать. За многие годы и он, при всей сложности минуты, мог свободно и не таясь порассуждать о своей жизни.
— Тогда не управились, а теперь что же? После драки кулаками не машут! Только тут голову высуни, отсекут, как не было!
— Испугался?
— А кто ты таков есть, что не боишься? Врешь! Боишься!
— По твоим доносам, Шкаликов, в лагере вылавливали коммунистов, евреев, комиссаров... Куда их девали? А?
— То дело, куда их девали, не на моей совести... Я говорил правду, и только правду...
— Вешали их, Шкаликов, расстреливали, в печах жгли...
— Не суй, ты, не суй мне таких картинок! Сам знаю — жизнь моя проклятая! Глаза закрою, а в глазах кресты, кресты... березовые...
— Березовые! Осина по тебе давно плачет, а не крест березовый! Мы тебе побег устроили, героем сделали, чтобы не тронули тебя за плен... А ты прятался! От своих благодетелей спрятался! Что же нам с тобой теперь делать?
Читать дальше