Владимир Туболев - Воробьиная ночь

А, ну да, говорит себе командир. То, что он бортмеханик, они могли узнать и при посадке. Но, скорее всего, нас всех им показали заранее.

Пять тысяч сто. Командир чуть отдает от себя штурвал и выравнивает самолет. И тут же слышит распоряжение бородатого:

— Командир, правым разворотом курс двести. Занимайте эшелон пять четыреста.

Та-ак! Об этом он мог и раньше догадаться. В штурмана они тоже стреляли наверняка, все заранее просчитав. Так, чтобы пули достались только ему. Он нажимает педаль и слегка кренит полукруг штурвала. Потом оглядывается.

Усатый вслед за напарником тоже отступает в фюзеляж, давая возможность пройти второму и бортмеханику, которые, подхватив штурмана, осторожно несут его из кабины. Они исчезают за перегородкой.

— Вы правильно ведете себя, командир, — одобряет бородатый.

— В последнее время я редко падаю в обмороки.

— Командир, еще раз прошу — поверьте, я очень сожалею. И хотел бы сам узнать: что произошло?

— То есть?

— Вам было выделено пять миллионов. Вы их взяли. Следовательно, никаких неожиданностей не должно было случиться. Вы знали, на что шли, и дверь кабины должна была оставаться открытой.

Останин прилагает некоторые усилия, и челюсть у него остается на месте.

— Разъясните, что значит: я знал, на что шел?

Теперь уже бородатый мешкает и с минуту молча смотрит на командира. Но ничем не выдает своего изумления и вежливо разъясняет:

— Вас должны были предупредить, что вы полетите не по тому маршруту, который запланирован. Дверь кабины открыта, к вам заходят террористы, и вы под угрозой оружия выполняете все их требования. После завершения рейса вы спокойно возвращаетесь домой. Ни со стороны хозяина, ни со стороны властей к вам не может быть никаких претензий.

Командир медленно поворачивает голову и долго смотрит в глаза бородатому.

— Это для меня новость.

— Ваши действия для меня тоже новость. Значит, вы не получили такого предупреждения?

— Нет.

— Странно.

— Мне тоже странно. Потому что в этом случае я просто отказался бы от вылета.

— Я понимаю. — Он некоторое время молчит, изучающе глядя на командира. — Вы не спрашиваете, куда мы летим?

— Вы мне скажете.

— Вы мне нравитесь, командир.

— Вы мне тоже.

Что ж, это он может сказать. Чтобы, рискуя жизнью, захватить самолет, от человека кое-что требуется.

— Командир, мне не хотелось бы это говорить, но при малейшей вашей попытке что-то предпринять самостоятельно…

Ствол пистолета-пулемета, направленный прямо в живот командиру, весьма красноречив, так что говорить этого и не следовало. А у тебя, приятель, нервишки тоже на взводе. Командир усмехается.

— Разрешите узнать, как вас зовут?

— Зовите меня… Асланом.

— Ну, что ж, меня…

— Я знаю.

— Понятно. Хорошо, Аслан. Просто для вашего сведения. Пока мы с вами вели эти…задушевные беседы, у меня была сотня возможностей не предпринять, а сделать.

— Беда в том, что после этого ни я, ни вы предпринимать уже ничего и никогда не смогли бы. Так что не стоит, командир. Будьте благоразумны.

— Гусак всегда благоразумен, да всегда в щи попадает.

Некоторое время Аслан обдумывает его слова. У него красивое, мужественное лицо. Тонкие черные брови подвижны и красноречивы. К тому же он намного моложе, чем кажется. Борода его старит. Ему, скорей всего, не больше тридцати.

Потом кивает:

— Что вы хотите знать?

— Куда и кому идет груз?

— В Ичкерию. Или, если вам привычней, — в Чечню.

— Зачем же нужно было прибегать к таким рискованным, а главное — сложным комбинациям? Ведь чем сложнее план, тем больше шансов у него провалиться, вы-то это должны знать. И, как видите, он уже с ходу начал давать сбои. Ну, в Чечню для боевиков груз не пропустят. Но кто вам мешал зафрахтовать самолет до Ставрополя, Элисты, Махачкалы, наконец… Зачем было устраивать такой фейерверк?

— Груз могли задержать и конфисковать. Мы не хотели раньше времени указывать даже направление полета.

— Сейчас это направление известно любой уборщице в аэропорту.

— Ну… не я составляю планы. Да сейчас это уже не имеет никакого значения.

— Вы уверены? Одного выстрела с истребителя достаточно, чтобы разнести нас в клочья.

— Командир, над своей территорией истребители по своим самолетам не стреляют. Даже у нас. По крайней мере, такого прецедента пока еще не было.

— Как только мы окажемся над Чечней, такой прецедент может появиться. Мы не пассажирский лайнер. Мы — грузовик.