Уилки Коллинз - Таинственное происшествие в современной Венеции

Лорд Монтберри встал из-за стола и с сожалением поглядел на брата.

— Твои нервы расстроены, Генри, — сказал он. — Это и неудивительно после происшествия у камина. Не будем спорить, подождем пару дней, пока ты оправишься. Давай только постараемся согласовать наши действия в одном отношении. Ты предоставляешь мне, как главе фамилии, право распорядиться этими страницами?

— Да!

Лорд Монтберри спокойно собрал рукопись и швырнул ее в огонь.

— Пусть эта дрянь принесет хоть какую-то пользу! — сказал он, расталкивая листки кочергой. — В комнате становится холодно, пьеса графини заставит разгореться потухшие поленья.

Несколько времени он глядел на весело заигравшее пламя, потом повернулся к брату.

— Теперь, Генри, я скажу еще несколько слов и навсегда покончу с этой историей. Я готов согласиться с тем, что ты, по чистой случайности, напал на следы преступления, совершенного во дворце в былое время, никто не знает, как давно. Я делаю тебе только эту уступку и оспариваю все остальное. Мистические влияния, которым якобы подверглись некоторые члены нашей семьи, — потеря тобой аппетита, странные сны нашей сестры, запах, нагнавший тошноту на Фрэнсиса, голова, явившаяся Агнессе, — все это мелодраматический вздор! Я не верю ничему, ничему, ничему!

Лорд Монтберри отворил дверь, вышел, но через секунду опять заглянул в комнату.

— Да, — прибавил он, — кое-чему я все-таки верю. Моя жена открыла мне маленький секрет. Я верю, что Агнесса выйдет за тебя. Спокойной ночи, Генри. Мы покидаем Венецию завтра утром.

Таким образом — просто и мудро лорд Монтберри разрешил тайну Венецианского дворца.

Оставалась еще одна возможность выяснить, кто из братьев прав, и эта возможность находилась в руках Генри. Молодой человек хотел расследовать принадлежность пластинки с искусственными зубами по приезде в Англию.

Единственной живой хранительницей домашней истории фамилии Монтберри была старая няня, проживавшая с Агнессой. Генри воспользовался первым удобным случаем и постарался оживить ее воспоминание о покойном милорде. Но няня не простила самому знатному члену семейства его проступка и наотрез отказалась говорить о нем.

— Когда я в последний раз увидела милорда на лондонской улице, промолвила добрая женщина, — у меня пальцы зачесались, чтобы выцарапать ему глаза. Он выходил от дантиста, я шла с рынка, мы разошлись и, слава Богу, больше никогда не встречались!

Но по милости живого характера няни и ее оригинального способа выражаться цель Генри все же была достигнута. Он осмелился спросить, запомнила ли она дом, из которого выходил лорд Монтберри? Запомнила, конечно, слава Богу, еще из ума не выжила, ей всего только восемьдесят пять лет!

В тот же день он отвез пластинку с зубами дантисту. Сомнения Генри разрешились навсегда. Зубы принадлежали старшему лорду Монтберри.

Генри никому не говорил о своем открытии, даже брату Стивену. Когда пришло его время, он унес с собой в могилу эту страшную тайну.

Еще об одном обстоятельстве этой печальной истории хранил Генри сострадательное молчание. Маленькая миссис Феррари так никогда и не узнала, что ее муж был не жертвой графини, а ее сообщником. Она полагала, что покойный лорд Монтберри прислал ей тысячу фунтов, но не хотела ими пользоваться, упорно уверяя окружающих, что эти деньги «запятнаны кровью мужа». Агнесса, с одобрения маленькой вдовы, отдала деньги в детскую больницу, где на них увеличили число кроватей.

Весной нового года состоялась свадьба Генри и Агнессы. По просьбе Агнессы на церемонии присутствовали только члены семьи. Свадебного завтрака не было, медовый месяц молодые провели в уединенном коттедже на берегу Темзы.

В последние дни пребывания новобрачных в живописном уголке доброй Старой Англии их навестили дети леди Монтберри. Старшая девочка, играя в саду, услышала и пересказала впоследствии матери супружеский разговор о Венецианском дворце.

— Поцелуй меня, Генри!

— С удовольствием, радость моя!

— Теперь, когда мы муж и жена, я могу поговорить с тобой откровенно?

— О чем?

— О том, что случилось накануне нашего отъезда из Венеции. Ты виделся с графиней в последние часы ее жизни. Призналась ли она тебе в чем-нибудь?

— Сознательно не признавалась, Агнесса, и, следовательно, мне нечего сказать тебе.

— Она ничего не говорила о том, что видела и слышала в моей комнате в ту страшную ночь?

— Ничего. Мы знаем только, что рассудок ее так и не оправился от перенесенного ужаса.