Анна Кальма - Вернейские грачи

Миссис Гарденер оттаскивает от окна Юджина, прижимает к себе: уж его-то, своего детеныша, она сумеет защитить! Юджин угрюмо вырывается. Ох, как они все ему надоели! И когда только его оставят в покое?!

Рой так поглощен, что ничего не слышит. Он жадно смотрит вниз, на улицу, туда, где под трехцветным знаменем он приметил знакомую легкую фигурку в пестром платье, в красных сандалетах на голых смуглых ногах. «Одета по-праздничному», — мелькает у Роя беглая мысль. Короткие черные пряди пляшут у разгоревшихся щек. Клэр тоже смотрит на окна гостиницы и кричит победно и дерзко:

— Ян-ки, до-мой!

Рядом с Клэр ее бессменный адъютант Жюжю, черноглазый, возбужденно размахивающий трехцветным флагом. А позади них красно-золотое перо Ксавье, и гладкая маленькая головка Челнока, и красавец Корасон в своей синей рабочей куртке. Все они взялись за руки и запевают «Жанну-партизанку»:

А там, дальше, следующие ряды поют «Интернационал» и «Молодую гвардию», поют вдохновенно, стройно.

Рой смигивает, точно в глаз ему попала соринка. Он не обращает внимания на других, знакомых ему людей там, на улице. Он не видит среди демонстрантов, например, хозяина гостиницы господина Кажу, который поет вместе с истопниками и посыльными, вместе с прачками и горничными гостиницы «Бо сежур». Ведь господин Кажу так же, как и все его служащие, не хочет новой войны.

Глаза Роя устремлены на колонну рабочих «Рапида». Впереди колонны шагает большой мешковатый человек без шляпы, с застенчивым лицом мальчика. Кого это он напоминает Рою? На кого похож этот человек? Кто он? И вдруг он видит рядом с незнакомцем широкоплечего, стройного Этьенна. Этьенн что-то говорит отцу, и Жером кивает ему весело и непринужденно. И оба они тоже поют.

Глухая тоска душит Роя. В эту минуту он не может ненавидеть Этьенна, желать ему зла. Где-то в самой глубине души Рой знает, что этот юноша, отнявший у него Клэр, намного выше, чище и благороднее его, гордого отпрыска аристократического семейства. Как он завидует сейчас Этьенну, как хотел бы идти рядом с ним, рядом с Клэр!

Рой делает шаг к дверям. Но внезапно глаза его встречают прямой, откровенный взгляд Билла Удхауза, и кровь бросается ему в лицо: разве смеет он после того, что было здесь, в этой комнате, приблизиться к грачам?!

— Куда это вы собрались, Мэйсон? — подозрительно спрашивает Хомер, заметивший его движение.

— Никуда, сэр, — опустив голову, отвечает Рой.

Хомер, забывшись, вдруг чертыхается. В гуще народа на улице два его питомца — Тэд Маллори и Дэв Ванами — помогают сероглазой девочке из пансиона нести плакат. На плакате написано крупными неровными буквами: «Да здравствует независимая Франция!»

Так вот куда поспешно удрали утром эти парни? Хомер вне себя: хорошо, голубчики, очень хорошо! Все это будет известно дома. Посмотрим тогда, найдется ли для вас место в школе. Найдется ли для вас место вообще где бы то ни было!

— Ради неба, отойдите от окон! — продолжает просить миссис Гарденер. — О, недаром я прочитала вчера в Великом оракуле: «Стихийное бедствие»…

— Недаром, сударыня, — говорит кто-то за ее плечами.

Это Билл Удхауз, офицер, которому угрожает разжалование, арест, возможно, что-нибудь еще страшнее. Но сейчас Билл Удхауз улыбается. Он осмеливается улыбаться — легко и откровенно.

— А план Вилона?

О бог мой, да ведь Кюньо служил судовым механиком в Вилонском порту. Почему бы ему и не иметь плана? И потом план очень старый, конца прошлого столетия. Он сообщил журналистам, что план принадлежал еще его деду, тоже моряку.

— А тот план, рисованный от руки, который найден у Марселины Берто? Ведь он считался важной уликой.

— Берто дала все необходимые объяснения. Это действительно план Турьей долины, сделанный одним из воспитанников перед собранием. Ничего криминального.

— А «Книга жизни», о которой так кричат все газеты?

— Вы шутите, господин Ренар! Разве может следствие основывать свое обвинение на каких-то детских записях? Это же нелепость!

— А блокнот, который нашли в доме Кюньо! Он-то, надеюсь, даст следствию необходимый материал?!

Следователь Жамэ, еще молодой, нервный, окончательно разозлился.

— Эта фальшивка, которую ваши агенты подложили в портфель Кюньо? Ну нет, господин префект, слишком грубая работа! Никто не поверит, что Кюньо вел записи вроде: «Получил за подрывную деятельность в пользу Москвы 500 миллионов франков». Или: «За организацию забастовки на заводе получено из фондов коммунистической партии 5 миллионов франков…» Это же грубейшая мазня, а не разоблачения! Народ теперь сильно поумнел. Никого не обманешь такой подделкой…