Анна Кальма - Вернейские грачи

Рой Мэйсон только молча кивает. Ему все безразлично. Капитана Удхауза он не знает, и ему решительно все равно, что произойдет с капитаном дальше: разжалуют его или арестуют как изменника. Рой знает: как только прекратится забастовка на железной дороге, они с первым же поездом уедут из Вернея. Утром получена тревожная телеграмма от отца. Мэйсон-старший узнал из газет о волнениях на юге Франции, о выступлениях забастовщиков и требовал немедленного возвращения его и Алисы в Штаты. Мэйсон-старший поручал Рою увезти сестру из пансиона Кассиньоль. Рой думает об этом с досадой. Он, Рой, чувствует себя таким усталым, таким нервным. Ему так хотелось бы быть уже далеко отсюда, от всех этих происшествий, забастовок, слежек… А память нет-нет да играла с ним злые шутки: показывала вдруг, как на экране, легкую, смуглую, изменчивую девочку, золотые, влажные искры в ее широко открытых глазах. Рой встряхивается, будто можно смахнуть видение, как дорожную пыль с ресниц…

А Фэйни, захлебывающийся, красный от гордости и волнения, между тем «докладывает»:

— Ночью, только арестовали и увезли Марселину Берто, пришла женщина, жена этого коммуниста Кюньо. Звать ее Франсуаза. Она стала рассказывать, как за ее мужем приходила полиция, как делали у них обыск. Тореадор — так грачи называют своего учителя, настоящая фамилия его Рамо, — Тореадор, значит, спрашивает ее: «Нашла полиция что-нибудь преступное?» А эта Франсуаза отвечает: «Ничем они не поживились, и Жером успел скрыться, потому что нас предупредили». — «Кто же вас предупредил?» — спрашивает Тореадор. А она ему и говорит: «Предупредил один длинный такой американский офицер…»

Слушая Фэйни, Гарденер, Вэрт, Хомер качают головами и многозначительно поглядывают на «преступника». А Билл Удхауз, будто не о нем говорят, смотрит в окно, на бегущие по синему небу облачка, думает о чем-то своем.

— А вы, Мэйсон, не припоминаете, как называла Франсуаза Кюньо этого американского офицера? — обращается Вэрт к Рою.

Рой встает, одергивает светлый пиджак, искоса глядит на Удхауза. Гм… Держится здорово, никогда не подумаешь, что стоит под ударом. Не хотел бы Рой быть сейчас на месте этого офицера.

— Ну-ну, молодой человек, напрягите вашу память, — торопит его Вэрт. — Помните, вы сейчас выполняете ваш патриотический долг.

— Франсуаза Кюньо не знала фамилии офицера, сэр. Этот офицер велел называть себя Биллом.

Что сказала бы Клэр, услышав эти слова? Рой поводит плечами. Э, не все ли равно! Ведь он никогда больше не увидит Клэр. И никогда она не узнает, что здесь происходило.

— Гм… Американский офицер, стало быть, был настолько близок с семьей коммуниста Кюньо и со всеми его сообщниками, что там его звали просто по имени? Так? — снова спрашивает Вэрт.

— Да, да, сэр, именно так! — поспешно подтверждает Фэйни. — Жена Кюньо говорила, что все они звали его просто Билл.

— Американский офицер. Очень высокий. Имя Билл, если только он не назвался выдуманным именем, — вслух рассуждает Вэрт. — Американских военных, кроме нашего состава, здесь, в городе, нет. Как вы полагаете, майор, кто из офицеров самый высокий? И кого зовут Биллом? — обращается он к Гарденеру.

Билл Удхауз вдруг отводит глаза от окна и смотрит прямо на своих судей. Его узкое молодое лицо сухо и серьезно.

— Не стоит продолжать эту игру, капитан Вэрт, — говорит он. — И не втягивайте в нее молодежь. Это не бейсбол и не футбол. Да, это я предупредил супругов Кюньо о том, что здесь готовится. И я очень жалею, что не успел предупредить об аресте госпожу Берто. Говорят, она очень хорошая женщина.

— Ага, так вот, когда вы сами сознались… — начинает Вэрт.

В это мгновение распахивается дверь и жена и сын майора Гарденера появляются на пороге. На лице Юджина несвойственное ему выражение любопытства и оживления. Миссис Гарденер толкает Юджина к майору.

— Поди скажи твоему отцу, что нас сейчас будут громить, что мы в осаде!

— Отец! Сюда идут!

Все в комнате невольно вздрагивают и подаются к окнам.

Живой поток течет по мостовой, растекается по тротуарам, заполняя собой все. Колышутся трехцветные и красные знамена, плакаты, лозунги. Поток замедляет свое движение у гостиницы. Лица демонстрантов подымаются вверх, к окнам.

— Счастливой до-ро-ги! Ян-ки, до-мой!

— До-лой вой-ну! До-лой пре-да-те-лей!

Скандируют, кричат люди.

— Отойдите от окон! Завесьте окна! — шепотом просит миссис Гарденер.

— Ну что ты! Неужели они тебе страшны? — бормочет Гарденер жене. Но ему и самому не по себе.