Джеймс Кервуд: Золотая петля

А правильно ли он базировал свои предположения? Его обуревали величайшие сомнения, и он испытывал какую-то странную неловкость. Он старался доказать себе, что могло быть очень много способов, благодаря которым золотые волосы оказались в распоряжении Брэма для устройства силков; они могли быть принесены к нему как талисман, как заклятие против болезней и дьявольских чар каким-нибудь слабым человеком, шаткий ум которого был весь поглощен предрассудками. В последнем случае было бы вполне логично предполагать, что в качестве талисмана Брэм владеет этими золотыми волосами уже давным-давно.

Но вопреки самому себе, Филипп не допускал этого. В полдень, когда он развел огонь, чтобы вскипятить себе чаю и испечь из муки лепешку, он снова вытащил из бумажника золотые нити и стал рассматривать их еще тщательнее, чем вчера. Казалось, что они были срезаны с головы у женщины только вчера, — так они блестели на бледном свете северного полуденного солнца. Его удивили их тонкость и длина. Все они были одинаковы и равной длины.

Он пообедал и пошел далее. Три дня метели окончательно скрыли малейшие следы Брэма и его волков. Тем не менее он был уверен, что Брэм не захочет удаляться от лесных зарослей и углубляться в Баррен. Он уже раньше был осведомлен о том, что этот Баррен — великий Баррен, даже не нанесенный еще на географическую карту, представляет собою одно безбрежное снежное море, в котором до сих пор скрывался от закона Брэм. Простираясь на целых пятьсот миль на восток и на запад, он доходил, начиная с шестидесятого градуса, почти вплоть до самого Ледовитого океана. Его необитаемые и безлесные пустыни могли доставить Брэму такое же безопасное убежище, как и необъятный Великий океан для прежних пиратов. Этот Баррен был даже хуже, чем Ледовитый океан, потому что на берегах океана можно было, по крайней мере, встретить хоть эскимосов.

Филипп ясно представлял себе всю трудность своих поисков. Весь его успех зависел от хорошей погоды и от того, насколько ему удастся напасть на старый след Брэма и его волков. Старый след мог бы привести его к новому. Но на это потребовались бы целые недели.

В этот вечер прекратились последние вспышки метели, которая неистовствовала все последние дни. Целую неделю затем продолжалась ясная погода. Снег не падал вовсе, но зато было невыносимо холодно. За всю эту неделю Филипп прошел сто двадцать миль к западу.

Вечером на восьмой день, когда он сидел у огня в густых зарослях карликовой сосны, вдруг случилось то, что, пропитанный насквозь фатализмом и предрассудками, предсказывал ему Пьер Брео. И надо же было случиться так, что именно в этот самый вечер и в тот самый час, когда это произошло, Филипп с необыкновенной тщательностью и с величайшим трудом снова сплетал из этих шелковых волос золотую петлю.

Ночь была так ясна, что отбрасываемые сосенками и елями тени казались на снегу живыми. На безграничном, как открытое море, небе сверкали биллионы звезд. Большая Медведица мигала лучами своих планет. В лунном свете не было нужды. На расстоянии чуть не ста саженей Филипп мог бы видеть лося или оленя, если бы им вздумалось проходить. Он сидел у самого огня, тепло которого отражалось в него от большого почерневшего камня, и заканчивал свое плетение, на что потребовалось ему не менее часа. Уже давно до него доносился любопытный монотонный звук от северного сияния, который, спускаясь с неба на землю, часто походит на мурлыканье кошки или на гуденье пчелы. Занятый своим делом, он и не услышал приближавшегося к нему другого звука. До тех самых пор, пока он не кончил и не положил золотую петлю уже в готовом виде к себе в бумажник, каждый из этих двух звуков не обособился и не отдалился еще один от другого.

Он потянулся. Потом прислушался. Затем вскочил на ноги и пробежал через кустарники целых пятьдесят футов к их опушке, где начиналась белая равнина.

Шум доносился издалека, с очень большого расстояния. Чуть не за версту. А может быть, и за две. Это был вой волков!

В этом вое для него не было ничего ни нового, ни необыкновенного. За эти два года он слышал его уже не раз. Но никогда еще он не смущал его так, как именно теперь, и он почувствовал, как похолодела в нем кровь, когда этот звук направился прямо на него. В один момент он вспомнил обо всем, что рассказывал ему Пьер Брео. Так охотились Брэм и его волки. А это действительно мчался Брэм. Филипп был уверен в этом.