Джеймс Кервуд - Пылающий лес

А здесь, на плотах, забыв об ее унижении и муке, находился самый подлый негодяй, какой только ему встречался, — Сен-Пьер Булэн. И вместе с ним, отдаваясь его объятиям, лаская его губами и косами, была сестра человека, которого он отправил на виселицу, Кармин Фэнчет.

Это открытие было для него столь же удивительно, как и неожиданно. Меньше всего мог он предугадать или предчувствовать то, что пришлось ему увидеть через окно каюты Сен-Пьера — красивое лицо и полуобнаженную фигуру Кармин Фэнчет. И прежде всего ему захотелось как можно скорее бежать отсюда прочь. Он слепо повиновался этому невольному порыву, как будто на месте Кармин была сама Мари-Анна, которая по праву принимала принадлежавшие ей ласки и подсматривать за которой было позором и оскорблением для него самого. Теперь же он понял, что сделал ошибку, уйдя так быстро от окна.

И тем не менее он не пошел назад сквозь окружавшую его тьму; слишком отвратительно было то, что он увидел, но вместе с тем он понял ту правду, которая заставила его до боли стиснуть руки, сидя на краю плота и опустив ноги в медленно бегущую реку. Дело обычное. Это была древняя, как эта река, все одна и та же гнусная история, но сейчас она наполнила его таким отвращением, которое заслоняло перед ним все, даже загадочное появление Кармин Фэнчет. Он всей душой рвался к скрывавшемуся во мраке судну у того берега реки, где одиноко мучилась жена Сен-Пьера. Первым его порывом было броситься в реку, чтобы поспешить к ней, а вторым — тотчас же вернуться к Сен-Пьеру, несмотря на свою наготу, и потребовать от него отчета. В своей профессиональной охоте за людьми он не совершил, к счастью, ни одного убийства, но Сен-Пьера мог бы убить. Его пальцы судорожно цеплялись за лежавшее под ним бревно, сердце бурно билось, и глаза горели чисто звериной яростью, напряженно всматриваясь в завесу мрака, отделявшую его от Мари-Анны Булэн.

«Что ей было известно?»— прежде всего спросил он самого себя. Вдруг он вспомнил свой разговор о предстоящей схватке, свое извинение перед Мари-Анной за то, что эта схватка будет происходить почти в ее присутствии, и как с легким подергиванием губ она намекнула ему, что она не единственная женщина, знающая о завтрашней схватке. Тогда он не обратил на это внимания, но теперь он понял все: Мари-Анна, безусловно, знала о присутствии на плотах Кармин Фэнчет.

Но знала ли она всю правду или, может быть, терзалась только подозрениями и страхом, вызванными пренебрежением Сен-Пьера и его слишком очевидным желанием возможно скорее вернуться этой ночью на плоты? И снова Дэвид вспомнил, как она защищала Кармин Фэнчет, когда он рассказывал ей историю женщины, брата которой он передал в руки правосудия. Так или иначе, но Мари-Анна знала Кармин Фэнчет и то, что она на плотах вместе с Сен-Пьером.

Принявшись рассуждать с вернувшимся к нему хладнокровием, Карриган отказался от дальнейших заключений. По той или другой причине Кармин Фэнчет могла быть на плотах; вполне возможно также, что Мари-Анна опасалась такой красивой женщины, как Кармин, и, быть может, ее начали мучить тяжелые предчувствия. Он был уверен, однако, что до сегодняшней ночи она боролась с этими подозрениями и справилась с ними, несмотря на присутствие у мужа другой красивой женщины. За все истекшие дни она не проявляла никакой тревоги; нетерпеливо ждала Сен-Пьера и, как птица, полетела ему навстречу, бросилась в его объятия. И вот эта ночь, с ее мраком и бурей, превратила в жуткую действительность ее тяжелые предчувствия. Ведь Сен-Пьер отвез ее на судно и до смешного не скрывал своего желания вернуться на плоты.

Нет, сказал он сам себе, Мари-Анна не знает всей правды, как знает ее он, заглянувший в окно каюты. Медленно спустился в холодную воду и поплыл по направлению к судну. Молча, словно тень, он взобрался на борт и пролез через окно. В каюте зажег лампу, но привернул фитиль и в полумраке докрасна растер себе тело. Он был готов к завтрашнему дню; это сознание наполнило его дикой радостью. Только из простой любви к спорту бросил он сначала полушутливый вызов Бэтизу, но теперь им владело другое чувство. Предстоявшая схватка перестала быть простой случайностью, глупой и нечаянной оплошностью. Сейчас она казалась ему величайшим подвигом, к какому когда-либо призывала его жизнь; он ждал рассвета с нетерпением зверя, который с наступлением дня выходит на добычу. Но не на лицо метиса стремился он обрушить свои удары. Метиса ему не за что было ненавидеть; он не чувствовал к нему даже простой неприязни.