Джеймс Кервуд - Пылающий лес

Его тело было ясно видно теперь на фоне скалы и мешка, но из кустов больше не последовало выстрела. Там не замечалось никакого движения. Малиновка вопросительно зачирикала, увидя такую внезапную перемену в поведении прячущегося за скалой человека. Кулик, слегка оглушенный, улетел обратно к реке и принялся сновать взад и вперед по мокрому песку. А две поссорившиеся сойки перенесли свои семейные раздоры на другой конец леса.

Услышав их трескотню, Карриган окончательно убедился, что он еще жив. Это было поразительное открытие, равно как и то, что он лежит совершенно открыто на песке, весь озаренный солнцем. Он не пошевельнулся, а только шире открыл глаза. Ему был виден лес. Прямо перед его глазами стояла густая заросль. Вдруг ветки раздвинулись, и кто-то вышел оттуда. Карриган глубоко вздохнул, схватил пальцами то, что находилось у него под боком, и крепко ухватился за ручку автоматического револьвера. Он все-таки выиграет, если только судьба продлит ему жизнь еще на несколько минут.

Враг приближался. И чем ближе он подходил, тем плотнее опускал Карриган свои веки. И когда наконец неизвестный подошел к нему вплотную, глаза Карригана были плотно закрыты, а сам он казался мертвым. Сейчас негодяй опустит, конечно, свое ружье, и тогда он расквитается. Разве только глаза выдадут его…

И он еще крепче зажмурил их. Опять у него начала тогда кружиться и пылать голова. Он услышал шаги, которые остановились рядом с ним на песке. Затем послышался голос. Но это были не слова, а странный, неестественный крик. Страшным усилием воли Карриган напряг все свои слабеющие силы. Ему казалось, что он действует очень быстро, но на самом деле все его движения были медленны и болезненны — то были лишь последние усилия умирающего. Револьвер вяло повис в его руке, уткнувшись дулом в песок. Он открыл глаза, стараясь преодолеть непомерную тяжесть своего оружия. И тогда, несмотря на всю слабость, с его собственных губ тоже сорвался крик, крик полного изумления.

В солнечном свете над ним стоял его враг и смотрел на него большими, темными, полными ужаса глазами. Это не были глаза мужчины. Дэвид Карриган в этот самый необычайный момент своей жизни смотрел в лицо женщине.

В эти двадцать секунд — они показались много длиннее Карригану — у обоих на всю жизнь запечатлелись незабвенные по яркости воспоминания. Дэвид видел голубое небо, ослепительное солнце и между ними женщину. Револьвер выпал из его ослабевшей руки, и всем своим телом он грузно опустился на песок. Физически и душевно он дошел до полного изнеможения, но тем не менее в эти немногие минуты каждая мелочь запечатлелась в его памяти, словно зарисованная в его мозгу огненной кистью. Голова женщины была непокрыта. Он увидел необычайно белое лицо, темные лучистые глаза и стройную фигуру, застывшую в изумлении и ужасе. Он продолжал видеть все это и тогда, когда его сознание начало мутнеть и в глазах все затуманиваться. Но ее лицо оставалось до последнего момента. Оно стало еще отчетливее, словно дивная камея, — прекрасное, изумленное, полное ужаса лицо, обрамленное блестящими прядями черных, как вороново крыло, волос, развевающихся подобно легкой вуали. Они были почти распущены, словно женщина только что боролась с кем-то или бежала против дувшего с реки ветра.

Он боролся с самим собой, чтобы удержать в сознании этот образ, силился что-то сказать, пошевелиться… Но силы оставили его, и с хриплым стоном он растянулся на песке. Он не слышал ответного крика женщины, которая кинулась к нему и, призывая на помощь, упала перед ним на мягкий белый песок. Он не почувствовал, как она подняла его голову своей обнаженной рукой и откинула его полные песку волосы, чтобы посмотреть, куда угодила пуля. Он не слышал, как она побежала к реке…

Первое, что он почувствовал, когда стал приходить в себя, это ощущение чего-то прохладного и облегчающего, что лилось ему на пылавшие виски и лицо. Это была вода. Подсознательно он догадался об этом. Мозг его снова заработал, но трудно было ему собрать свои мысли. Словно рой танцующих в воздухе мошек, они упорно метались в разные стороны, и едва он ловил одну и принимался за другую, как первая снова от него ускользала. Через некоторое время он все-таки поймал некоторые из них, и у него появилось непреодолимое желание что-нибудь сказать. Но его глаза и уста оставались крепко сомкнутыми и, чтобы раскрыть их, крошечная армия вооруженных рычажками гномов вышла откуда-то из мрака в его голове и усердно принялась за работу. Это был первый проблеск сознания.