Джеймс Кервуд - В дебрях Севера

Питер — и только Питер — замечал великолепие окружающей природы, когда под вечер третьего дня они медленно плыли под самым берегом, приближаясь к прозрачному потоку, который зовется ручьем Хромого Лося. До заката оставалось еще два часа. Стояла полная тишь, и воды Уолластона застыли сверкающим зеркалом. И все же тихий воздух чуть покусывал осенним холодком, а лес на холмистых берегах уходил вдаль красными и золотыми волнами, окутанный сентябрьской туманной дымкой, похожей на дымок пудры, слетевшей с пуховки. Этому вечеру было суждено навеки врезаться в память Питера — этого заката он не забыл до конца своих дней.

Но ничто не предвещало опасности: глаза Питера видели только чудеса окружающего мира, уши слышали только дремотные голоса леса, а нос чуял только благоухание смолы и запахи спелых ягод. Прямо перед ними за белой полосой береговых песков тянулась невысокая гряда холмов, где лиловатая зелень хвойных деревьев перемежалась алыми пятнами рябины и полосками огнецвета, пламеневшего в лучах заходящего солнца.

Из этого райского уголка до них по мере приближения доносились только птичьи голоса да болтовня рыжих белок. Громко кричала сойка, а между первой и второй — более высокой — грядой стая ворон взволнованно кружила над черной медведицей и ее полувзрослыми медвежатами, которые лакомились ягодами рябины. Но запах медведей не доносился до Питера, он не слышал их фырканья, и далекие вороны интересовали его куда меньше, чем тайны приближающегося берега.

Со своего места на носу лодки Питер оглянулся на хозяина. Лицо и глаза Веселого Роджера оставались тусклыми. Береговые леса не манили его, как Питера. Там, как и всюду, его ждала только пустота, неизбежное одиночество, хаос погибших надежд, разбитые мечты. Он утратил любовь к жизни. Он больше не видел красоты. Солнце стало другим. Небо тоже. Мысль о бескрайности лесных дебрей теперь угнетала его, а не радовала, как прежде.

Питер ясно чувствовал перемену в хозяине, хотя и не понимал ее причины. Как Веселый Роджер больше не видел вокруг себя прежнего мира, так и Питер больше не видел прежнего Веселого Роджера.

Они пристали к косе, где песок был мягче ковра. Питер выскочил из лодки. Пара чибисов стремительно бросилась от него поперек косы. Он насторожил треугольные уши, и тут его нос уловил весьма интересный запах: по песку недавно прошел дикобраз. Хриплый голос сойки звучал теперь совсем близко, как и мелодичное цоканье белки.

Питер почувствовал глубокое удовлетворение. Ведь это было воплощением жизни, а он, в отличие от хозяина, любил жизнь по-прежнему. Питер смело направился туда, где за ивняком, молодыми березками и алыми полосами огнецвета начинался лес. Тут недавно прошел дождь, и все запахи были свежими и приятными.

Он отыскал куст черной смородины, усыпанной сочными глянцевитыми ягодами, и начал их ощипывать. Суслик, считавший этот куст своей собственностью, недовольно пискнул и сердито посмотрел на собаку из-под мохнатого листа папоротника. Питер завилял хвостом — долгое общение с хозяином научило его добродушию. Он дружески тявкнул.

И тут до его ушей донесся звук, от которого напряглись все его мышцы:

— Руки вверх, Мак-Кей!

Питер оглянулся. Между ним и берегом стоял человек. Он сразу узнал его. Это его запах он впервые почуял у хижины индейца Тома, это от него убегал его хозяин, это его голос они слышали три ночи тому назад у типи Желтой Птицы. Теренс Кассиди, капрал королевской северо-западной полиции!

В двадцати шагах от Кассиди стоял Мак-Кей с заплечным мешком на спине и с веслом в руке. Кассиди с мрачной улыбкой держал его под прицелом. На мгновение все они застыли в незабываемой живой картине. Кассиди был без фуражки, и его рыжие волосы горели на солнце. Он раскраснелся, в голубых ирландских глазах сверкала яростная радость: наконец-то после долгих лет их рискованная игра завершилась. Последний ход сделал он — и выиграл.

Почти минуту после оклика Мак-Кей стоял неподвижно. И Кассиди не повторял приказа: он понял, что его противник оглушен неожиданностью, и готов был дать ему время прийти в себя. Потом Веселый Роджер судорожно вздохнул. Его плечи поникли. Мешок соскользнул на землю. Он выпустил весло и медленно поднял руки над головой. Кассиди негромко засмеялся.

Еще несколько дней назад Мак-Кей спокойно усмехнулся бы ему в ответ, воздавая должное противнику даже в час своего поражения. Но теперь он был другим.