Григорий Славин - Имею право сходить налево

– Нет, вы сами подумайте, – забормотал я, – Гриша ведь прав. Откуда он взял все данные по квартире? Из Гугла? Или данные всех паролей есть на сайте «Вневедомственная охрана-Ру»?

– А что вы так разволновались? – заметил Антоныч. – Это все просто проверяется. Едем к двадцать шестому дому, нажимаем кнопку, говорим: «Марсельеза». Если нам открывают – все в порядке.

Мне так не показалось.

– Ну, это можно подслушать.

– А Гюнтеру больше делать нечего, как стоять у всех домов в Москве и подслушивать.

– Ладно, – согласился Антоныч, заводя джип на парковку и протягивая шустрому малому в зеленой жилетке сотню, – у двери можно подслушать. Поднимемся к квартире, значит, ничем не рискуя. Наберем восемьсот… сколько там… И если замок сработает, значит, Гюнтер подсмотрел, да?

– Хорошо мыслишь, бродяга! – похвалил Гера.

– Просто в Австралию не хочется.

– В Новую Зеландию.

– А мне и в Австралию не хочется.

Несмотря на полную сумятицу в голове, я согласился с тем, что ехать нужно. Иногда так бывает. Сидишь где-нибудь на свадьбе и вдруг замечаешь, что одна из женщин смотрит на тебя и улыбается. И смотрит чаще чем нужно, потому что вряд ли это любопытство – за столом еще пятьдесят мужиков. Первая мысль – а все ли в порядке у меня с галстуком? Потрогаешь – на месте, повязан. Может, ширинка расстегнута – потрогаешь – застегнута. Да и можно не трогать было – ей все равно ширинку не видно. Может, морда в майонезе? Платком вытрешь – да напрасно – чистая. И женщина-то – ничего особенного. Женщина, и все. Разве что накрашена прилично, да платье дорогущее. Но это же не повод ей улыбаться в ответ. Прислушаешься к себе – ну, никаких позывов! А полчаса спустя идешь в комнату для мальчиков мимо комнаты для девочек, а тебя – хвать! – за руку – и туда. Она. И к раковине мраморной тебя подтаскивает. И вот уже как-то трудно сопротивляться. Чувствуешь – и одна ее нога у тебя уже на плече… и вот вторая… И рука ее молнию на твоих брюках расстегивает с таким свистом, что уши закладывает… И уже как-то глупо говорить: простите, вы не в моем вкусе. Человек бегал для тебя как белка в колесе, а ты даже не кивнул благодарно. И киваешь…

Так и здесь. Чувствую: хрень на постном масле эта история, а никуда не денешься. Волна уже несет.

До двадцать шестого дома мы доехали не скоро. В конце концов ехать мне надоело, я вышел из «Крузера», двигающегося посреди Кутузовского, попетлял между машинами, зашел в кафе и заказал порцию виски. Выпил, обжегшись, и попросил четыре «Хайнекен».

– «Хайнекен» нет.

– Тогда «Гролш».

– И «Гролш» нет.

– И «Миллер» нет?

И снова не угадал. Красавица с бусиной на ноздре выставила передо мной четыре бутылки. Расплатившись, я вышел из магазина и через минуту, снова попетляв между тачками, дошел до «Крузера». За все время моего отсутствия пробка сдвинулась на сто метров.

– Я хочу выпить за…

– Заткнись, – приказал я Грише. Рюмка виски привела меня в скверное состояние духа. Вскоре появился тот самый дом. Я ни разу в нем не был, да и что там делать? Не музей, никого из членов ЦК в нем уже не встретишь. Квартиры куплены-перекуплены, и дом уже перестал быть элитным. Живут в нем либо наследники членов, которым нет смысла уже переезжать куда-то, либо северяне, которые работают на Севере по тридцать лет и не знают, что и Политбюро уже нет, и Союза, и что Брежнев умер, и что дом уже не элитный.

– Мар-сель-еза, – сказал Гриша в переговорное устройство, и настолько явственно вступало это слово в противоречие с его широкой ряхой и металлокерамикой во рту, что я почти не сомневался, что не откроют.

Однако открыли. Охранник маленький, плюгавенький, с кулачками такими крошечными, что так и хочется добавить – «зато бьет насквозь», – встретил нас на вахте в широком фойе и дружелюбно поздоровался. Беспредельно удивленные таким оборотом событий, мы молча и степенно проследовали наверх, и только Гера задержался и как лох пожал охраннику руку.

– Не веди себя как плебей, – попросил Антоныч.

– Я чтоб без подозрений.

– Вот теперь их у этого карликового пинчера точно выше крыши, – вмешался Гриша.

Дверь, как и ожидалось, отпугивала одним своим видом. Она мне показалась снятой при конверсии частью гусеничной защиты Т-72. Слово «сломать» и эта дверь не имели ничего общего. Зато у двери и правда был кодовый замок. Антоныч вынул из кармана мобильник и вывел на табло цифры, которые записал во время разговора Геры с Гюнтером.