Григорий Славин - Имею право сходить налево

– Нет, я не понял, – начал сначала Гриша, – мы должны украсть картинки из чьего-то дома? – Откупорив пиво, он стал жадно пить прямо из горлышка бутылки.

Вопрос уже давно не требовал ответа. Да, картинки мы должны украсть. Вынести разбоем, как угодно. И не из чьего-то дома, а из конкретного. Вот он дом, на схеме. А вот схема дома. С указанием рубежей сигнализации.

– А вам не кажется, что старик отправил нас в эту квартиру для того, чтобы нас повязала вневедомственная охрана?

Антоныч рассуждал разумно. Но мне показалось, что выбора у нас нет.

– У меня есть карабин, – сказал вдруг Гера.

– Какой карабин? – не понял Гриша.

– Настоящий. С калибром дула семь целых шестьдесят две сотых миллиметра. Со штыком.

По тому, как это было сказано, я догадался, что Гера представления не имеет, с какого конца этот карабин заряжается. Но похолодел я не от этого. Я растерянно посмотрел на Антоныча, который едва не подавился чешским светлым.

– Каким… штыком?! Ты что, обалдел?

– Валить нам отсюда надо, – угрюмо произнес я.

– Валить? – переспросил Гриша. – У нас здесь работа, квартиры, тачки! А у меня, вообще, жена! Она с нами свалит? Да и не в этом даже дело… – Он успокоился и задумчиво посмотрел в пол. – Если даже Сказкин в кафе спектакль разыграл… Вы слышали, что сказал Гюнтер. Нас найдут, куда бы мы ни уехали.

К сожалению, он был прав.

– Тогда получается, нужно взять эту хату.

Мы все посмотрели на Геру.

– С каких это пор ты так стал разговаривать? – спросил Антоныч.

– Как только ты налег на дочь Сказкина, во мне что-то перевернулось, – огрызнулся Гера. – Я стал другим!

– Хватит! – Гриша одним движением развернул на кухонном столе Антоныча схему. – Что это за улица?

Я присмотрелся.

– Это не улица, это проспект. Кутузовский.

– Чтоб их всех, – вырвалось у Антоныча. Присмотрелся и он. – Двадцать шестой дом… Это что за дом? – он обернулся, посмотрел на меня, не узнал во мне главного архитектора и посмотрел на Гришу. – Что это за дом?

– «Брежневский».

У меня снова ослабли ноги. Несмотря на то, что я сидел, у меня возникло желание сползти на пол. Двадцать шестой дом, или, как его еще называют, «брежневский», когда-то хранил сон Брежнева, Андропова и других членов ЦК. Сейчас в нем помимо наследников проживают шахи всех мастей. Кутузовский проспект – это парадный правительственный въезд в столицу с запада. И картины находились, конечно, в двадцать шестом.

– Надо прикончить Сказкина, и все! – орет Гриша и бьет кулаком по столу. – И не будет никаких проблем!

– Гриша, ты, главное, не нервничай, – слышу голос Геры.

– Да как же мне не нервничать! – На столе что-то падает. – Это же болит!

– Утром мы посетим хирурга, – пообещал Антоныч.

– Утром!.. – Гриша поднимает указательный палец. – А ночь мне что, на луну выть? А вдруг заражение? Мне откуда знать, что этот проклятый енот жрал?! Может, за пять минут до моего появления он крысу съел!..

Перестук рюмок. Им хорошо. Они на дне рождения Толика не были. Они сейчас и вполовину не чувствуют то, что чувствую я. А я перебрал норму, за которой находится здоровый сон. Когда переливает через края, не до умиротворения.

Гера:

– До чего же все-таки это необъяснимая загадка – жизнь… Вот укусил енот мужика, и что с того? Вроде бы никаких проблем… – тут Гера заторопился. – Нет, нет, в смысле – не насмерть же! Утром придет хирург, помажет, укол вставит – и все. Отдохнет человек пару дней – и обратно, в коллектив, в работу… Но что же получается на самом деле… Ему не дает покоя мысль, что жена увидит его травму. То есть реально он дает себе отчет, что она дура и что осознать невинность ситуации не в состоянии.

О чем они говорят? Пытаются успокоить себя перед делом?

Антоныч:

– Ведь это на самом деле так обыденно. Приезжает жена из трехдневной командировки, а мужа укусили… И этого ей достаточно, чтобы удариться в подозрения и нарядить мужика в одежды дьявола, а себе уделить роль дьявола изгоняющего.

– Вы забываете, куда меня укусили! – вяло возмутился такой философии Гриша.

– А какая разница куда? – удивился Антоныч, который не далее как пять часов назад стал автором идеи о создании Грише прочного алиби ввиду сложной обстановки. – Еноты – создания неразумные. Что ближе оказалось, за то и тяпнул.

– Еноты! – с черным сарказмом вскричал Гриша. – Как это все обыденно и невинно! Где это я в Москве мог намотать енота?! Вы можете себе представить такой сюжет: вас в столице родины кусает за причинное место енот? Кто поверит? Жена?