В. Владимиров - Агент абвера. Повести

Птицын вышел из–за стола.

— Это точно? На указательном?

— Точно.

— Отлично. Благодарю. Не угодно ли кофейку? Вон там, в углу, чашки и кофейник. Не хотите? Как угодно, А я побалуюсь.

Птицын налил чашку кофе, отхлебнул с удовольствием: этот напиток он принимал благоговейно и над кофеваркой буквально священнодействовал.

— Считайте себя свободными, товарищи. Впрочем, нет, ты, Бахарев, подожди моего звонка у себя в кабинете. Скоро принесут последнее сообщение Ландыша.

Бахарев собрался уходить. Птицын посмотрел в его сторону и заметил недовольство на лице:

— Почему насупился? Какая трагедия свершилась?

— Никакой трагедии. Обычное многосложное сплетение обстоятельств.

— Туману не напускай. Вижу же, не слепой. В чем дело? Говори по совести: ты уверен, что это от Марины нить к тайнику тянется?

— Нет, не уверен.

— Почему?

— Жизнь в схему никак не уложишь. Послушал я Серго с Еленой, вспомнил свои беседы с Мариной, еще раз проанализировал все, что случилось в ресторане, и думаю так: поспешил я с выводом, когда докладывал вам. Улик много, а весомых, настоящих нет. Нет же их… Где они? Утаила встречи с Кохом? Да, утаила. Почему? Полагаю, что только из чувства ложного страха… Не снимаю вины с нее за это…

— Ну–ну… Улики, они, конечно, имеются. Только эмоции некоторых товарищей не позволяют им…

Бахарев снова помрачнел.

— Александр Порфирьевич! Не ругайте меня за то, что скажу сейчас… Поверьте: это не амбиция, а от души… Верьте слову коммуниста…

— Говори.

— Может, к делу «Доб–1» вместо меня привлечь другого? Может…

Бахарев запнулся. Ему вспомнился недавний разговор с Птицыным, когда поздно вечером они возвращались домой. Был разговор о жизни вообще, о молодости, ее порывах, заботах, исканиях. И совершенно неожиданное замечание Александра Порфирьевича: «Искания… это хорошо… Не заблудиться бы только. Сердце, да еще горячее, не всегда надежным компасом бывает».

Почему он сейчас вспомнил этот разговор c Птицыным? Почему так иронически поглядывает на него подполковник?

— Вы правильно поймите меня, Александр Порфирьевич. Я не склонен к малодушию. Я прислушиваюсь к голосу…

В это время в комнату вошел полковник Крылов и остановился у двери.

— О чем шуметь изволят господа Мегрэ? Чем изволите недовольны быть, Александр Порфирьевич? Мрачнее тучи… Николая Андреевича на путь истины наставляете? И то дело…

Птицын и Бахарев смущенно молчали.

— Так о чем спор?

— Спора нет, Иван Михайлович. Есть сложное сплетение обстоятельств, в силу которых… Ну как бы это точнее выразиться…

— Мы не на сессии ООН. Не дипломатничайте, Птицын.

— Так вот, в силу этих запутанных обстоятельств, наслаивающихся на дело «Доб–1», Николай Андреевич полагает, что ему следует в сторону отойти… Передать, так сказать, эстафету…

— Это что же за обстоятельства такие? — Крылов, прищурившись, хитро посмотрел на Бахарева. — Впрочем, догадываюсь… Вы мне рассказывали, Птицын, про некоторые психологические нюансы… О них речь? Не сердитесь, Бахарев. Не надо… — Полковник подошел к нему поближе и дружески положил руку на плечо. — И не ершитесь, пожалуйста… Всякое бывает с существами, именуемыми гомо сапиенс. Даже если они сотрудники КГБ… Вспомнилась мне сейчас любопытная история. У вас есть несколько свободных минут? Тогда присаживайтесь и послушайте.

Крылов и Бахарев сели на стулья у приставного столика, а Птицын опустился в массивное кресло у сейфа. Лейтенант чувствовал, что полковник затеял разговор неспроста, и нервно ерзал на стуле.

— Чего–то вам не сидится, Бахарев, — ухмыльнулся Крылов. — Учитесь властвовать собой, молодой человек. Курить будете? Не курите? Молодцом. А я люблю сигару пососать.

Крылов затянулся и, как бы собираясь с мыслями, уставился в потолок.

— История эта врезалась в память, знаете, как клинопись на камне… со всеми деталями… Но я буду краток. Место действия — Прибалтика; время действия — лето 1940 года. Главные действующие лица: Иван да Василий. — командиры Красной Армии, да Анна–Лииса — просто миловидная девушка. Неглавных действующих лиц перечислять не буду. Их было предостаточно. Обстановка весьма напряженная и сложная. Прибалтику хотели втянуть в империалистические авантюры. И тогда слово взяли трудящиеся массы — они потребовали немедленного восстановления Советской власти, свергнутой Антантой в 1919 году, потребовали воссоединения с СССР. Власть перешла в руки прогрессивных сил. Рухнули двери тюрем, и политические заключенные, среди которых было немало коммунистов, вышли на волю.