Эрнст Бутин: Поиск-86: Приключения. Фантастика

— Маленько подожди, — Демьян удержал его за руку. — Отца подожди надо, — показал взглядом на Ефрема-ики.

Старик расшвырял в углу нар спальные шкуры, извлек из-под них бутыль, налитую розоватым. Поставил ее между столиками. Подождал, пока выйдут женщины, притащившие котел с вареным мясом, казанок с ухой, сочные, насаженные на прутья ломти жареной щуки, лепешки. Демьян вскочил, встал рядом с отцом. Строго глядя на Георгия Победоносца, Ефрем-ики негромко заговорил.

Арчев вопросительно поднял глаза на Кирюшку.

— Молится, к богу тутошнему обращается, — торопливо начал переводить тот. — Ты, мол, Нум Торым, и вы, дети его, к вам, дескать, взываю. Когда, говорит, будете делить удачу, не забудьте и моих гостей, нас то есть. Отведите, говорит, от них беду, помогите им, стал быть, во всех делах… — подождал, когда смолк старик, выкрикнул весело: — Аминь! — И деловито принялся разливать из бутыли в приготовленные хозяевами кружки, плошки.

Парамонов, закатив глаза, истово перекрестился. Степан тоже перекрестился, но небрежно, меленько, точно от мух отмахнулся, и проворно схватил самую большую кружку.

— Ну, с богом! — Арчев налил себе из фляжки в крышечку-колпачок. — Долгих вам лет жизни, хозяева! — Поднес стопочку к губам, отхлебнул.

Ефрем-ики, глядя на него, тоже сделал лишь крохотный глоточек и отставил плошку. Демьян же выпил свою порцию всю: скривившись, не дыша.

Парамонов, Степан и Кирюшка, настороженно наблюдавшие за хозяевами, решились: хакнули, выпили залпом. И выпучили глаза, оцепенели от неожиданности — розовенькая водичка оказалась подкрашенным спиртом.

— Шибко сердитая? — Демьян, зажмурившись, захихикал, покрутил головой. — Отец давно держит, мне не дает. Для большой праздник, сказал.

Кирюшка, отпластав ломоть печени, вцепился в нее зубами. Промычал что-то, пережевывая. Парамонов и Степан даже не взглянули на хозяев стойбища — с жадностью накинулись на пищу: постанывали, вытирали рукавами пот и лоснящиеся губы, чавкали и опять жевали, жевали, сотрясаясь изредка от отрыжки. В такие мгновенья Арчев, осторожно выбиравший косточки из жареной рыбы, цепенел. Ел он мало и неохотно, спирт не пил вовсе.

Когда гости насытились и Кирюшка принялся вылавливать тесаком сгустки икры из варки, Степан выбивать на столик костный мозг из мослов, а Парамонов потянул из кармана засаленный кисет, Ефрем-ики спросил:

— Какие вести на реке? Начальник Лабутин говорил: война опять была. Кто воевал, зачем?

Кирюшка подавился икрой, заперхал, мотая над столиком кудрями.

— Эвон какие у тебя друзья-приятели! — Степан замер с поднятой в замахе костью. — Уж не для товарища ли Лабутина ты выпивку-то припас, а? — Уперся в старика мутным пьяным взглядом.

— Погодь, Степа, чего вызверился? — Парамонов вцепился ему в запястье. — Мы, мил человек, воевали, мы, — повернулся он к Ефрему-ики. — Всем миром, значит-ца, пошли против антихристов-большевиков. Да побили нас, вишь ли…

— Эт-то кого побили? — прокашлявшись, заорал Кирюшка. — У нас пере… пересид… тьфу ты! Пере-дис-локация, во! — С силой воткнул тесак в столешницу. — Мы есть восставший народ… Бей жидов, спасай Россию! Уря-а-а Советам без коммунистов! Понял, харя немытая? — И потянулся скрюченными пальцами к бороде старика.

— Прекратить балаган! — рявкнул Арчев. — Не сердись, старик, — он постарался улыбнуться Ефрему-ики, но глаза оставались холодными. — И людей моих пойми: нас действительно разбили. Поэтому и пришли к тебе. Выведи нас на Казым. Надо обойти большевиков стороной. Поможешь?

— Зачем воевал? — спросил Ефрем-ики, глядя ему в глаза.

— Во баран! — возмутился Кирюшка. — Говорят тебе: за Советы без коммунистов!

— Господин Серафимов прав, — Арчев небрежно кивнул в его сторону. — Но вам, остякам, трудно понять это. Вас тайга да река кормит, а русский мужик от хлебушка зависит. — Поднял кусок бурой лепешки. — У вас вот, пожалуйста, мука имеется, хоть вы не сеете, не пашете. А у русского мужичка мучицы нету!

Степан угрюмо кивнул. Парамонов, облизывавший толстую самокрутку, склеивая шов, зло сплюнул под ноги.

— Вот куда, язви их, ржица с пашеничкой идут — к инородцам!

— Мы за муку пушнинку даем, — спокойно ответил Ефрем-ики.

— Пушнинку?! — взревел Степан. — Аль ее жрать можно, пушнинку тую?

— Тихо! — властно потребовал Арчев. И снова, теперь уже ласково, к Ефрему-ики: — Верно, вы платите за муку. А куда все это идет? Меха комиссаршам на шубки, икра да рыба туда же, куда и мужицкий хлеб, коммунистам на стол. А крестьянин не то что икру, мякину не видит. Все до последнего зернышка у него отбирают!