Николай Асанов - Катастрофа отменяется

Мусаев, у которого все еще сохранялось хорошее настроение, слушал Ивачева внимательно, Он был уверен, что полковник скажет как раз о том, о чем думал он сам, и поддержит его в негласном споре с Юргеневым. Он записал жалобу полковника на соседа, на нехватку обмундирования, сапог, боеприпасов — все эти требования могли быть вызваны и теми соображениями, которые волновали самого Мусаева. Но по мере того как Ивачев продолжал высказывать жалобы, лицо Мусаева начинало хмуриться, и Юргенев, которого полковник знал хорошо, все чаще глядел на командарма с каким-то соболезнованием и даже с торжеством. Было похоже, что доклад Ивачева послужит лишним доказательством правоты начальника штаба в споре с командующим. Ивачев обрадовался тому, что подали наконец обед. О главном нужно было говорить только после того, как командарм подобреет от сытой еды и хорошего вина.

Обедали все в той же каморке уже вчетвером — пришел начальник штаба дивизии. На столе стояли три бутылки вина и бутылка трофейного рома, но Мусаев попросил для себя водки. Это еще больше обнадежило Ивачева: у генерала оказались такие же привычки, как и у него самого. Теперь полковник был уверен, что главный разговор обязательно окончится хорошо. Незаметно для себя за время войны он начал верить в разные приметы, которые порой сам же и придумывал по мере необходимости. Иногда ему казалось, что есть какая-то связь между четным и нечетным количеством шагов от блиндажа до наблюдательного пункта, на который он шел рано утром. Даже письмо из дому, полученное перед боем, служило для него приметой, будто настроение жены, с каким она писала письмо, могло влиять на его судьбу и судьбу всей дивизии. Узнав, что Мусаев предпочитает всяким винам русскую водку, он сразу решил, что все кончится хорошо: генерал останется доволен его дивизией и разрешит ей хотя бы краткий отдых…

Обед закончился. Ординарец быстро и бесшумно убрал со стола посуду. Начальник штаба дивизии снова привычным движением развернул на столе карту, не заметив недовольного взгляда Ивачева, приготовившегося к разговору о главном. Мусаев ждал этого разговора, благодушно отдыхая, прислонясь к стене, которая еще раньше была вытерта до глянца спинами приходивших к полковнику командиров. Ивачев вздохнул и с сожалением сказал приготовленные заранее слова:

— Потрепали мою дивизию, товарищ генерал-лейтенант, отдых требуется. Все-таки дошли до Днестра, а вышли из Криворожья.

Мусаев, просматривавший сводку, поданную начальником штаба дивизии, внимательно взглянул на Ивачева.

Полковник еще раз вздохнул и продолжал:

— Теперь бы самое время сменить нас. Оборона у нас крепкая, немец не сунется, только бы соседи не подвели…

Мусаев вдруг резким движением пододвинул к себе карту и перебил его:

— Вы что же, товарищ полковник, до сих пор не научились маневренной войне? Все хотите, чтобы передний край был обведен тремя цветными карандашами? — Говоря это, он безжалостно отчеркивал жирной чертой предполагаемую линию немецкого расположения, намеченную черными стрелами. — Вам хочется, чтобы немцы сидели в обороне, да так, чтобы вы точно знали, сколько рядов колючей проволоки и спиралей Бруно у них перед окопами? Чтобы ни они вас, ни вы их совсем не тревожили? Так, что ли? — Лицо генерала напряглось, стало жестким, злым, будто он готов был дать отпор каждому слову собеседника.

Юргенев спокойно отодвинул карту, оперся локтями на стол и сказал:

— Я докладывал вам, что дивизия Ивачева истощена, задача прорыва ей не по силам.

Мусаев молча стал закуривать. Ивачев заметил, как потемнели его глаза. Каким-то чутьем он понял, что вызвано это не его неосторожной просьбой, а словами Юргенева. Значит, между командармом и начальником штаба идет спор. Вопрос заключается, в том, кого в этом споре выгоднее поддержать, и тогда, может быть, еще удастся отвести дивизию на отдых.

— Почему вы не форсировали Днестр с ходу? — вдруг спросил Мусаев полковника.

Ивачев замялся, соображая, как лучше ответить. Сказать, что не было приказа? Но генерал спросит: «А нужен ли был приказ?» — и придется признаться, что приказа ждать не следовало. Сказать, что у противника на западном берегу сильные укрепления? Так ведь и на Днепре у гитлеровцев были такие укрепления. Теперь полковник начал понимать нового командарма… Лучше поэтому промолчать, подождать, что он сам скажет…

Мусаев строго посмотрел на Ивачева, на начальника штаба дивизии, молчаливо затаившегося в углу, и продолжал: