Фернандо Гамбоа - Черный Город

— Дамы и господа, — сказал я, видя, как стремительно мы приближаемся к земле. — У нас, похоже, возникли кое-какие трудности с посадкой, а потому я прошу вас пристегнуть ремни и привести спинки в вертикальное положение.

Дирижабль «стабилизировался» в своем падении на угле примерно в сорок пять градусов. Кроны деревьев неумолимо приближались к нам, причем все быстрее и быстрее. Нам было видно сверху, как несколько жителей деревушки, словно бы услышав, как мы переговариваемся между собой, вышли из своих хижин и уставились на небо, с которого на их деревню падал какой-то непонятный объект — как будто небеса решили их за что-то покарать. Эти жители, вероятно, подумали, что мы — четверка скупых марсиан, которые прилетели на Землю на самых дешевых местах разноцветной летающей тарелки, уже вот-вот собирающейся приземлиться.

Точнее говоря, не просто приземлиться, а хорошенько шандарахнуться о землю.

Мы со скоростью падали вниз — как на американских горках, когда тебе известно, что в конце нет поворота, который позволил бы снизить скорость и благодаря этому не разбиться. Нам предстояло очень сильно удариться о землю, и уберечь нас от этого удара уже не мог никто. Мне оставалось разве что надеяться, что мы не разобьемся в лепешку только благодаря тому, что дирижабль, не успев долететь до площади посреди деревни, к которой он приближался по прямой линии, зацепится за крону какого-нибудь из растущих вокруг нее больших деревьев и мы отделаемся ушибами и, скорее всего, одной-двумя переломанными костями, но зато, по крайней мере, останемся живы.

Однако когда до этих деревьев оставалось лишь несколько десятков метров, я понял, что ни одно из них дирижабль не заденет: мы пролетим буквально в нескольких сантиметрах от самых высоких из них — наверняка даже чиркнем по их самым верхним веткам своими ступнями, — но зацепиться за них у нас не получится, и нам неминуемо придется на большой скорости врезаться в твердый грунт.

— Подогните ноги и попытайтесь покатиться по земле, когда мы приземлимся! — крикнул я своим друзьям, но они не обратили на мои слова ни малейшего внимания: они все трое, терзаемые мрачным предчувствием, смотрели, словно загипнотизированные, на приближающуюся к нам красноватую землю, зная, что мой совет был таким же полезным, как если бы я предложил им махать руками, чтобы взлететь.

Я впился глазами в маленький домик, возле которого, по всей видимости, мы должны были приземлиться… И тут вдруг, подняв взгляд выше его крыши из пальмовых листьев, я увидел нечто такое, чего до сего момента не замечал.

Я увидел реку.

Если бы мы упали в ее воды, то, наверное, спаслись бы.

Проблема заключалась в том, что, двигаясь по той траектории, по которой летел наш дирижабль, мы долететь до этой реки не могли.

И изменить траекторию своего полета мы тоже не могли.

— Мы разобьемся… — констатировал профессор.

Вполне возможно, что именно этим бы все и закончилось.

Я посмотрел на нож, который все еще держал в руке, и, недолго думая, собрал в один пучок стропы, соединяющие мою подвесную систему с дирижаблем, и приставил к ним лезвие ножа. Когда мы уже вот-вот должны были пролететь над кроной последнего дерева, я, ничего никому не говоря, резким движением перерезал стропы и рухнул вниз, тем самым уменьшая общий вес постепенно снижающегося дирижабля и надеясь, что это позволит моим спутникам пролететь то расстояние, которое отделяло их от реки. Секундой позже я почувствовал, как ударяюсь о ветви деревьев, и… и это было последнее, что я запомнил о событиях того утра.

Я пришел в сознание лишь вечером и, открыв глаза, увидел, что лежу на дне пирóги, управляемой двумя туземцами. Затылок у меня болел так, как будто кто-то только что попытался пробить в нем большую дырку.

У меня ушла почти неделя на то, чтобы с помощью туземцев добраться на пирóге до города Сантарен. Оттуда я затем прилетел на самолете в Сан-Паулу.

Доехав на такси до центра города и устроившись в маленьком отеле, расположенном неподалеку от проспекта Авенида Паулиста, я, не теряя времени даром, стал рассказывать всем, кто соглашался меня выслушать, о том, что мне довелось пережить в сельве, о гибели людей, о Черном Городе и обо всем, что в нем находится, а также о бедственном положении, в котором окажется племя менкрагноти в результате надвигающегося затопления территории, где это племя живет. Однако ни бразильские власти, ни Национальный фонд индейцев, ни полиция не обратили на мои слова ни малейшего внимания. Как только я упоминал строительную компанию «АЗС», все мои собеседники тут же кривили губы и пожимали плечами с таким видом, как будто хотели сказать, что если на земле так много плохого, то, значит, такова воля Божья. Мне только и оставалось, что мысленно чертыхаться и ругать всех этих людей и тех, кто родил их на белый свет.