Луи Жаколио - Собрание сочинений. В 4-х т. Том 1. В дебрях Индии

Поступая таким образом, губернатор находился, вероятно, под влиянием приятного впечатления, какое Сердар обычно производил на всех, кто видел его близко и говорил с ним: быть может, он вспомнил приговор, произнесенный над ним членами общества Духов Вод и думал, что его великодушное поведение заставит изменить исполнение приговора, произнесенного над ним.

— Человек, о котором вы говорите, не в состоянии больше получить уведомление о перемене ваших намерений.

— Я имею возможность связаться с ним, когда пожелаю, и сегодня же вечером…

Он не успел закончить, так как Сердар отставил кресла, скрывавшие труп того, кого он все время принимал за предводителя тхугов, и, указав на него, сказал:

— Можете сейчас передать ему свое поручение. Вот он!

Сэр Уильям вскрикнул от ужаса при виде трупа туземца.

— Вот, — продолжал авантюрист, — что делает Сердар с изменниками и негодяями, которых посылают против него.

— Как! Вы осмелились принести сюда тело вашей жертвы, сюда, в мой дворец? Нет, это уж слишком!

— Вашего сообщника, хотите вы сказать, вашей правой руки, почти вашего друга, — сказал Сердар, который начинал выходить из себя при воспоминании о пытках, перенесенных в яме.

— Это поступок, не достойный джентльмена, а вы так хвастались этим званием, — отвечал губернатор, бледнея от злобы и забывая всякую осторожность. — Выйдите вон и благодарите небо за чувство деликатности, побуждающее меня поступить таким образом, ибо из уважения к своим гостям, к дворцу губернатора я не желаю устраивать здесь никакого скандала. Еще раз повторяю: уходите вон отсюда… Уходите поскорее и избавьте меня от этого гнусного зрелища, иначе я не отвечаю за себя.

— Полноте, не разыгрывайте комедию негодования, — продолжал Сердар полным презрения тоном. — Неужели вы думаете, что мне неизвестны условия постыдного договора, заключенного вами. Я только потому принес вам труп вашего сообщника, что вы требовали от него представить вам через неделю мой труп.

— Эй! Кто-нибудь! — крикнул сэр Уильям сдавленным от бешенства голосом.

— Ни слова больше, — сказал авантюрист, делая шаг вперед, — или даю честное слово, что я прострелю вам голову.

Приблизившись к губернатору, Сердар вместе с тем придвинулся к камину, на котором стоял портрет молодого офицера во весь рост, в мундире конной гвардии. Увидев его, он сразу остановился, и глаза, перебегавшие с портрета на губернатора и наоборот, приняли ужасный вид; лицо его покрылось смертельной бледностью; рука судорожно сжимала дуло карабина, а вся фигура выражала признаки такого волнения, что сэр Уильям, пораженный этим, сразу успокоился, несмотря на свое раздражение, достигшее самой высокой степени.

Сердар был, по-видимому, близок к обмороку; крупные капли пота покрыли его лоб, и голосом, сдавленным от волнения, в котором нельзя было бы ясно различить ни гнева, ни бешенства, ни нежности, спросил своего собеседника:

— Не портрет ли это вашего родственника? Вы удивительно походите друг на друга, если не считать разницу лет.

— Нет, это мой портрет… Да какое вам дело до этого?

— Ваш? Ваш!!

— Да, сделанный лет двадцать тому назад, когда я был капитаном конной гвардии… Я слишком добр, однако, что отвечаю на эти вопросы… Я не желаю больше повторения предыдущей смешной сцены, а потому в последний раз прошу вас не выводить меня из терпения и не напоминать мне, что я должен был бы приказом арестовать вас как приговоренного к смертной казни военным судом… Потрудитесь уйти!

— Он! Это он! — бормотал Сердар про себя. — Я нахожу его вдруг здесь!

Затем он крикнул с неожиданным и таким ужасным взрывом гнева, что губернатор с испугом отскочил от него:

— Чарльз Уильям Тревельян, узнаешь ли ты меня?

Губернатор вздрогнул под влиянием неожиданно мелькнувшей у него догадки.

— Откуда вам известно имя, которое у меня было, когда я был младшим в семье? — спросил он.

— Откуда? — ответил Сердар сквозь зубы и с налитыми кровью глазами, как у тигра, готового броситься на свою жертву. — Откуда? Чарльз Уильям Тревельян, неужели ты забыл Фредерика де Монмор-Монморена?

— Фредерик де Монморен! — взревел сэр Уильям и, не прибавив больше ни слова, бросился к письменному столу, открыл один из ящиков, вынул револьвер и, повернувшись к своему противнику, сказал ему просто и с хладнокровием, в котором слышалось нечто ужасное: