Луи Жаколио - Собрание сочинений. В 4-х т. Том 1. В дебрях Индии

— Кто другой?

— Да Барнет, твердый, как сталь! Плохо приходилось от него душителям и англичанам. Ты разве не знал Барнета, правую в руку Сердара?

— Он с ним, конечно?

— Нет, он умер! — отвечал провансалец с волнением.

Последние сомнения тхуга исчезли; чем рисковал он с таким безобидным человеком? С другой стороны, его можно будет заставить разговориться и разузнать от него кое-что о Нана-Сахибе и Нухурмуре.

— Идем, сахиб, — сказал Кишнайя, решившийся наконец выйти.

Молния мелькнула в глазах Барбассона, но он шел впереди и тхуг, к счастью, не заметил этого. Через несколько минут они пришли к озеру, и наступил критический момент. В маленьком заливе стояла та самая шлюпка, с помощью которой Кишнайя год тому назад захватил в плен своего нынешнего спутника и Барнета; Барбассон боялся, как бы тхуг, при виде шлюпки не вспомнил о том, что было, и не узнал бы его. Но за это время Барбассон так растолстел, что стал неузнаваем, и к тому же еще больше прежнего оброс бородой… Кишнайя подошел к тому месту, где стояла шлюпка, не выказав ничего такого, что могло бы оправдать опасения его спутника. Барбассон прыгнул в шлюпку, и тхуг после небольшого колебания последовал за ним.

— Я думал, мы будем ловить рыбу с берега, — сказал он.

— О, мы далеко не уедем, — отвечал провансалец, — мы найдем здесь рыбу получше, вот у того островка, который ты видишь, в ста ярдах отсюда.

Не прошло и пяти минут, как шлюпка пристала к островку и остановилась под единственным деревом, как будто нарочно выросшим тут, чтобы рыболовы могли укрыться под его тенью. Барбассон приготовил удочку своему спутнику и показал, как надо ею пользоваться. Теперь, когда добыча была у него в руках, ему захотелось поиграть с ней, как кошка с мышью. Кроме того, Барбассону очень хотелось приготовить кушанье из рыбы, пойманной главарем тхугов.

Когда Барбассон вспоминал ужасную смерть Барнета, он не уступал каннибалам в жестокости.

Несмотря на то, что тхуг был новичком в этом деле, рыбы было так много и приманка — бобы полусваренные в воде с терпентинной эссенцией, — так хорошо приготовлена, что каждая закинутая удочка приносила рыбу. Кишнайя объявил, что он наслаждается, как король, и скоро, пожалуй, сделается страстным поклонником рыбной ловли.

— Ладно! Скоро ты будешь ловить рыбу в Ахероне, [34] Ахерон — река в Греции, протекавшая в мрачной и гористой местности и считавшаяся в греческой мифологии одной из рек преисподней, через которую должны переплывать души умерших. — сказал по-французски провансалец.

Рыбная ловля шла прекрасно, и радость наполняла их сердца, хотя и по различным причинам. Они беседовали, как старые друзья. Кишнайя расспрашивал своего спутника о Сердаре и Нана-Сахибе, об их подвигах, о жизни, которую они вели в Нухурмуре, о борьбе, которую им приходилось выдерживать. Любопытство его было неистощимо; Барбассон со своей стороны очень любезно отвечал на его вопросы.

«Осужденному на смерть ни в чем не отказывают», — думал он про себя.

И он рассказывал о разных приключениях, о которых будто бы слышал и в которых Кишнайя также играл немаловажную роль. По прошествии целого часа проведенного таких разговорах, Барбассон подумал, что пора кончать; тхуг наполнил уже половину корзины, предназначенной для рыбы. Они говорили в это время о Барнете, и провансалец, бросив взгляд в сторону тени от дерева, чтобы убедиться, не испортились ли его приготовления, решил воспользоваться этим разговором.

— Ты все время рассказываешь мне о Барнете необыкновенные вещи, — сказал тхуг.

— О, это еще ничего — отвечал Барбассон, он был очень добр и отправлял на тот свет самых жестоких врагов таким образом, что они даже не подозревали, в то время как… а сами наверное замучили бы его.

— Ты удивляешь меня.

— Все было так, как я говорю… Хочешь, в доказательство расскажу тебе одну историю?

— Хорошо… Это очень интересует меня, а ты так хорошо рассказываешь.

— Это еще больше тебе понравится.

— Я уверен.

— Представь себе, — начал Барбассон, привязывая удочку, чтобы ничто не мешало его движениям, — один из самых ожесточенных врагов его попал ему в руки; негодяй считал себя погибшим и дрожал всем телом; убить человека в таком состоянии было не в характере Барнета; сердце у него было нежное. «Попади я к тебе в руки, — сказал он пленнику, — ты резал бы меня на мелкие кусочки и заставил бы страдать два-три дня, а я тебя прощаю».

— Какое величие души!