Луи Жаколио - Собрание сочинений. В 4-х т. Том 1. В дебрях Индии

— Доверь мне твоих пленников, — сказал он вице-королю, — я верну тебе их по возвращении из экспедиции. Клянусь тебе, что во время моего отсутствия они не в состоянии будут никому дать знать о своем положении.

— Ты своей головой отвечаешь мне за них, — сказал сэр Лоуренс. — Подумай о том, каким посмешищем я сделаюсь, когда после своего донесения Сент-Джеймскому кабинету об открытии и аресте убийц Уотсона я вынужден буду признаться, что мы не сумели их удержать под стражей.

— Головой ручаюсь за них! — воскликнул тхуг. — Место, предназначенное мною для них, никогда не отдавало тех, кого доверяли ему.

В тот же день под покровом ночи Кишнайя и его приверженцы отвели брахматму вместе с товарищами в подвал, известный под мрачным названием Колодца Молчания.

Вторую плиту заделали цементом и замазали известкой.

— Это их надгробная плита, — сказал тхуг, — одни только мертвые не мстят за себя.

Потом он прибавил со смехом, который казался еще более ужасным, разносясь эхом под этими мрачными сводами:

— Я ведь не обещал вернуть их живыми!.. А теперь идем, — сказал он своим спутникам. — Через пять дней Нана-Сахиб будет в нашей власти.

Кишнайя старался произнести эти слова погромче, чтобы их слышали в подвале.

— Через пять дней! — пробормотал брахматма на языке, неизвестном другим пленникам. — Через пять дней тебя повесят, и на этот раз по-настоящему.

ЗВУК ГОЛОСА АРДЖУНЫ, ГОВОРИВШЕГО на иностранном языке, глубоко взволновал Анандраена; уже второй раз он встречался с брахматмой и второй раз отмечал странное сходство с кем-то, ему знакомым, — сходство, которое сильно взволновало его… Но как и тогда, на собрании жемедаров, так и теперь он отогнал от себя эти мысли, осаждавшие его, тем более, что среди этого многочисленного собрания он не нашел никого, кто мог бы помочь ему проверить себя. Общество за два или три года до восстания, не желая обращать на себя внимание англичан, избегало назначать общие собрания, которые происходили обычно каждый год; а потому никто из приглашенных не знал брахматму настолько, чтобы сообщить Анандраену сведения на этот счет… И вот здесь, в темном подвале, где зрение не могло играть никакой роли, слух подтвердил то же впечатление… Затем этот иностранный язык, звуки которого тождественны были с теми, которые он слышал так часто… И мысли начальника поста Велура полетели на крыльях фантазии…

Когда шум шагов душителей замер в отдалении, брахматма обратился к своим товарищам:

— Братья, — сказал он, — вы, вероятно, спрашиваете, куда этот негодяй, продавший себя англичанам, запер нас? Вы слушали, не издав ни единой жалобы, как замазывали над нашей головой плиту, которую Кишнайя назвал нашим надгробным памятником, — и мольбы наши не порадовали сердце этого чудовища в образе человеческом!.. Вы мужественны и сильны — и я был прав, когда выбрал вас, чтобы спасти общество Духов Вод и отомстить за Индию… А между тем вы думаете, вероятно, что жизнь ваша, которую заранее принесли в жертву, уже кончена? Да, человеческие останки, которые вы попираете ногами, говорят вам, что мы находимся в подвале дворца Омра, куда прежние раджи бросали жертв своей мести. Мертвецы, предшествовавшие нам, указывают, какая участь ждет и вас. Скажите, кто из вас согласился бы сохранить свою жизнь, изменив и древнему обществу, которое всегда защищало слабого от сильного, и изгнанному принцу, который там, в неведомом уголке Малабарского берега, хранить знамя независимости? Есть ли между вами хоть один, который согласился бы отказаться от того и другого, чтобы вернуть себе свободу и выйти из этой могилы?

Единодушные восклицания встретили эти слова брахматмы.

— Нет! Нет! Скорее смерть, и пусть наши кости присоединятся к костям мучеников, спящих здесь! — сказал Анандраен от имени всех.

И в ту же минуту раздался общий крик, повторенный три раза:

— Да здравствует Нана-Сахиб! Смерть англичанам! Да здравствует брахматма!

Старый Анандраен, схвативший Арджуну за руку, судорожно сжал ее, и вдруг, как бы пораженный какой-то внезапной мыслью, громко крикнул:

— Друзья, мы забыли благородного чужеземца, который двадцать лет посвятил себя нашему делу. Если его нет здесь, чтобы руководить нами, то покажем по крайней мере, что он всегда занимает должное место в наших сердцах… Да здравствует Сердар!