Федор Шахмагонов - Хранить вечно

Какой дорогой поехал старик? Их было несколько, и все они были пригодны для лошади и телеги.

Вышел на одну дорогу. Следов нет. Прошел лесом, вышел на другую дорогу. Уже начался рассвет. Опять следов не видно. И только на третьей дороге, где очень редко ездили на лошадях, больше ходили пешком, я нащупал тележные следы.

Колея привела меня к хижине венгерского лесника. Там уже было все сговорено. Мария добралась целой и невредимой.

Лесник рассказал, что на рассвете к нему приходили венгерские солдаты. Они искали перебежчика. С той стороны сообщили, что ночью в горах от немецких солдат убежал неизвестный. И старик и Мария догадались, что я наткнулся на немецкий патруль.

Несколько дней, пока все успокоится на границе, мы с Марией отсиживались в лесной землянке неподалеку от хижины лесника.

Стало известно, что кого-то все-таки поймали в горах. Этому пойманному приписали мой побег. Стражники тоже прибегали к обману, чтобы за ними не значились непойманные перебежчики.

Лесник съездил в город. В городе он купил мне одежду для переезда по железной дороге. Мария должна была еще некоторое время пожить в лесу. Я поехал в Будапешт.

Еще раз начиналась для меня новая жизнь.

Теперь я уже не гонимый, теперь я борец, солдат невидимой, но все же могущественной армии. А раз я солдат, стало быть, ко мне применимы и все солдатские законы, стало быть, я на войне. А на войне нечего жаловаться на ее превратности, все в твоих руках.

Я, конечно, был наслышан о разного рода подпольных организациях. В глубоком подполье жили немецкие коммунисты, социал-демократы. Читал я книги о подпольщиках в царской России. Жили люди…

Я взял билет на скоростной экспресс до Будапешта. Чтобы не заводить разговора в купе с соседями, купил пачку венгерских журналов. И хотя я ничего не понимал, а только скользил глазами по строчкам, я делал вид, что крайне увлечен чтением.

Со мной в купе ехал немецкий офицер. Совсем великолепно! Немного пригибало вниз позвоночник какое-то неприятное чувство страха. А собственно, чего было бояться? В первом классе поезда обычно ездят те, у кого все в порядке.

Офицер не обращал на меня внимания. Он не снисходил до меня. Что для него значил какой-то венгр, даже если он и богатый человек! Ему было неприятно мое соседство, он часто выходил из купе.

Вежливость — привилегия королей. Почему же мне не созорничать? Когда мы приехали в Будапешт, я предложил ему свои услуги. У меня был всего-навсего небольшой чемодан, у него довольно большой багаж. Я обратился к нему на отличном немецком языке, с венским произношением. «О, вы австриец?» — «Конечно. Совершаю поездки но делам фирмы». Я начал вдохновенно сочипять какую-то белиберду. Прошло, представьте себе, прошло! После Будапешта он собирался в Вену. Я немедленно надавал ему разных адресов. Адресов не выдуманных, но не имеющих ко мне никакого отношения. Это были люди высшего света, известные своей приверженностью к «новому порядку» и к Гитлеру.

Офицера встретила машина. Любезность за любезность. Я помог донести ему вещи. Он предложил мне место в своей машине. Я даже назвал адрес. Это была одна из центральных улиц города. Все как в сказке. Несколько дней назад я мок под дождем, пробирался по колено в воде через ручьи, меня избивали, и я почти расставался с жизнью. Сегодня я ехал на машине немецкого полковника и спокойно поглядывал из окна на немецких солдат, встречающихся на улице. Кто решится проверить документы у пассажира, который сидит с немецким полковником?

Я распрощался с полковником, мы оба выразили надежду, что когда-нибудь встретимся еще раз, и я скрылся в подъезде. Машина отъехала.

Я поднялся на четвертый этаж, нажал кнопку звонка. За дверью послышались шаги. Открыла девушка. Она ничего не спросила, видимо, была так обучена, пропустила меня в прихожую.

В прихожей стоял Вильгельм Кемпенер.

Тогда для меня все это было в порядке вещей. Теперь-то я понимаю, какое мне было оказано высокое доверие. Он сразу узнал меня. Я произнес пароль, но он махнул рукой — дескать, и так все ясно.

Чудеса продолжались. Я принял горячую ванну, впервые за два года по-настоящему отмылся, сел за стол, который был сервирован, как в доброе старое время. Столовое серебро, хрусталь, фужеры для воды, бокалы для вина и рюмки для крепких напитков. Блюда разносила служанка из венгерских крестьянок, молчаливая, быстрая, бесшумная.

Вместе с вином в мои жилы вливалось успокоение, я как бы размягчался, пропадало ощущение тревоги и реальности всего происходящего. Реальности, что мы находимся в Будапеште, что где-то на востоке идут ожесточенные сражения. Город не оккупирован немцами, но это нисколько не снимало опасности. Хорти — диктатор не менее изощренный, чем Гитлер. Во всяком случае, я не должен забывать — гестапо в Будапеште меня достанет без особого труда.