Луи Жаколио - Собрание сочинений. В 4-х т. Т.4. Пожиратели огня

Что касается Люса и Фролера, то, объяснив графу, что пока их услуги не нужны, они отправились побродить по окрестностям и ознакомиться со страной как простые туристы.

Наконец столь долго ожидаемый решительный момент настал: однажды вечером, по окончании обеда, вместо того чтобы по обыкновению проститься со своими гостями, князь Свечин попросил их перейти из столовой в большую залу, куда приказал подать кофе. Все были в сборе, даже и оба полицейских агента, Люс и Фролер, как раз в этот день вернувшиеся из своих странствований.

В это время как раз подали телеграмму от Джильпинга.

— Господа, — сказал Свечин, когда радостное волнение, вызванное посланием почтенного джентльмена, несколько улеглось, — я пригласил вас сюда, чтобы сообщить о результатах моих усилий за этот месяц и вместе с вами назначить день и час нашего отправления. Но только что полученная телеграмма побуждает меня отложить мои сообщения до приезда вашего общего приятеля, принимавшего столь деятельное участие в вашей истории!

Все единогласно согласились с князем, после чего он попросил позволения удалиться, так как должен был повидаться с одним человеком, которого намеревался сегодня представить им, но ввиду изменившихся обстоятельств решил отложить и это представление до приезда мистера Джильпинга.

Спустя десять дней достопочтенный лорд Воанго, сидя на своем доблестном Пасифике, въезжал в Астрахань.

Его крупный, солидный живот и татуированный нос, и без того расцвеченный яркими красками из-за обилия поглощаемых им спиртных напитков, были так комичны, что молодой князь с трудом удерживался от смеха. Но когда достопочтенный Джильпинг поднес ко рту свой неразлучный кларнет и, по своему обыкновению, заиграл псалом, Свечин не выдержал и разразился громким хохотом.

Когда все мало-помалу угомонились, Джильпинг пересказал своим друзьям все свои приключения со времени их отъезда из Австралии, а те со своей стороны рассказали ему обо всем случившемся с ними в Париже.

В этот же вечер должно было состояться общее совещание, отсроченное до приезда лорда Воанго. К назначенному времени все собрались в большой зале. Князь на минуту отлучился, затем вернулся в сопровождении пожилого человека лет пятидесяти, воинственного вида геркулесовского телосложения, который обвел присутствующих испытующим взглядом, но не промолвил ни слова.

— Господа, — сказал князь, — позвольте вам представить Данилова, моего старого и верного слугу, бывшего крепостного нашей семьи; он отказался от воли, чтобы неотлучно состоять при мне. Его предок спас моего предка, и его семья насчитывает так же, как и моя, десятки поколений!

НЕТРУДНО ПРЕДСТАВИТЬ СЕБЕ, КАКУЮ страстную жажду мщения испытывал молодой князь Свечин по отношению к Ивановичу, заставившему его пережить самые ужасные в его жизни минуты, отчаяние и ужас в душном гробу. Кроме того, он не мог забыть, что унижался перед этим выскочкой. Ах, он все готов отдать, чтобы только держать его в своих руках: он заставит его испытать в сто раз большее, чем испытал сам!

Свечин прибыл в Астрахань ночью: ради успеха задуманного им плана необходимо было, чтобы Иванович не подозревал о его присутствии в Астрахани. Никто не сопровождал его. Дворец князя находился на расстоянии чуть не целой версты от того дома, где остановились Иванович и Холлоуэй. В заколоченном и пустом доме Свечина жили только два человека: Иван Баринов, управляющий всеми поместьями князя на побережье Каспийского моря и на Волге, и дворовый Данилов, служивший привратником в доме.

Этот Данилов был главным табунщиком, исколесившем всю степь вдоль и поперек. Когда он состарился, ему предоставили место привратника. Данилов был безгранично предан Свечиным и готов был идти на смерть по первому слову своего молодого господина.

Прибыв в Астрахань, князь, стараясь быть незамеченным, добрался до своего дворца, через маленькую калиточку в изгороди проник в свой дом и прямо прошел в кабинет Ивана Баринова, который при виде молодого князя чуть было не лишился чувств.

— Вы здесь, ваше сиятельство, и никого из нас не предупредили? Боже мой, у нас ничего здесь не приготовлено для вашего приема! — засуетился он.

— Я здесь инкогнито, Баринов, никто не должен знать о моем присутствии! — сказал князь.

— Слушаю, — проговорил Баринов, — ваша воля для меня закон; вы знаете, что на меня и на Данилова смело можете положиться!