Луи Жаколио - Собрание сочинений. В 4-х т. Т.4. Пожиратели огня

Почти та же церемония проделывалась и над новорожденными, с той только разницей, что угольки, которые им клали на язык, были уже несколько потухшие.

Мы уже видели, какую важную роль играл у них огонь и в похоронных церемониях, и если бы несчастный Менуали пал неподалеку от своей большой деревни, Виллиго должен был бы сходить за огнем в хижину Священного Огня и зажечь от него свой факел, которым он поджег бы погребальный костер.

Вообще у нагарнуков ни одна церемония, ни одно семейное торжество или общественное событие, ни один договор не обходились без содействия Священного Огня, скреплявшего своей силой всякий договор, обязательство и клятву.

Если нагарнук клялся Священным Огнем, то на его клятву можно было смело положиться.

Все это имеет, без сомнения, много общего с обычаями и верованиями огнепоклонников Персии и Индии.

Если совершалось преступление и виновник не был пойман на месте, то устраивался своего рода «Божий Суд», посредством огня. Прежде чем Совет Старейшин устанавливал степень и род наказания за данную вину, необходимо было, чтобы кто-нибудь из представителей племени выступил в качестве обвиняемого, после чего самый факт виновности устанавливался путем свидетельских показаний и предварительного следствия, затем в назначенный день и час обвинитель и обвиняемый препровождались в хижину, где поддерживался Священный Огонь; оба пребывали там в сокровенной беседе с Верховным Хранителем Священного Огня, после чего в присутствии всей собравшейся толпы Оуэнук, или Аруэнук, наполнял рот того и другого, обвинителя и обвиняемого, горячими угольями, и те, закрыв рот, должны были продержать их там до тех пор, пока верховный жрец не сосчитает дважды пять на пальцах своих рук. После этого они должны были раскрыть свои рты, и тот, у кого во рту оказывались ожоги, считался виновным либо в деянии, либо в клевете, а Совет Старцев присуждал ему соответствующее наказание.

Понятно, что тут возможна была некоторая сделка и виновным чаще всего оказывался тот, кто был менее щедрым во время предварительного совещания с Хранителем Священного Огня.

Многоженства у нагарнуков вовсе не было, и брак не расторгался даже в случае смерти одного из супругов. В этом отношении права мужчины и женщины были совершенно равны; никто из них не имел права избрать себе второго мужа или вторую жену без особого разрешения Верховного Совета Старейшин, и то только в том случае, если усопший или усопшая не оставили потомства. Тогда вдовец или вдова получали разрешение избрать себе второго супруга или супругу для восстановления потомства умершего, и перворожденный ребенок считался ребенком умершего и его наследником; достигнув совершеннолетия, он должен был прежде всего отпраздновать тризну по усопшему, и если умерший по каким-либо причинам считался блуждающей душой, наследник обязан был достать ему тело, в котором душа умершего могла бы переселиться в лучшее царство и войти в страну предков. Этот обычай давать сына умершему существовал также в Индии и во многих частях Азии.

Последующие дети считались уже детьми действительного отца и матери. Но любопытно, что брачная церемония посредством Священного Огня устраивалась лишь после рождения сына, а до того времени новый супруг считался лишь заместителем первого, и первый брак оставался в силе.

Все нагарнуки были хорошими супругами и прекрасными, нежными отцами, любящими и заботливыми. На охоту и рыбную ловлю ходили только одни мужчины, так же как и на сбор кореньев, съедобных растений и листьев. Женщины же постоянно пребывали дома, заботясь о детях и хозяйстве. При переходах или переселениях матери несли на руках малых ребят, о старших же заботились отцы. Всю домашнюю утварь и имущество также должны были нести на себе женщины, потому что для мужчины считалось унизительным нести что-нибудь, кроме оружия и принадлежностей охоты или рыбной ловли.

Даже если нагарнук убил на охоте дичь, наловил рыбы или набрал кореньев, их оставлял ее на берегу или в лесу, а женщины его семьи должны были сходить за ними и принести домой.

Когда молодой нагарнук подрастал, он прежде всего начинал охотиться на кенгуру, но охотиться без всякого оружия — брать его измором, соревнованием в беге. Он выходил из дома с рассветом и преследовал поднятое им животное без устали и с невероятным упорством; он бежал за животным в продолжение многих часов, иногда в продолжение целого дня, идя все время по его следу, как хорошая охотничья собака, до тех пор, пока животное, выбившись из сил, не давалось ему в руки.