Джеймс Хилтон - Потерянный горизонт

Конвэй бросил на него испытующий и слегка удивленный взгляд.

— Вчера, когда я нашел несколько цветков эдельвейса, ты напомнил мне, что я не в Альпах. Думаю, сейчас моя очередь сказать то же самое. Я бы не советовал тебе здесь проделывать трюки в духе Венген-Шайдегг. [20] Венген, Шайдегг — названия двух швейцарских городков, по соседству с которыми в 1924 г. впервые были устроены международные соревнования горнолыжников.

— Не могу представить, чтобы здесь видели когда-либо прыжки на лыжах.

— Или хотя бы хоккейный матч, — весело отозвался Конвэй. — Можем попытаться создать пару команд. Как насчет «Джентльмены» и «Ламы»?

— Несомненно, это помогло бы им научиться играть, — вставила мисс Бринклоу с обворожительной серьезностью.

Найти достойное продолжение подобному разговору было бы нелегко. Это и не понадобилось: подошло время обеда, и появившиеся блюда, равно как и быстрота их смены, производили самое благоприятное впечатление. Когда вошел Чанг, снова чуть было не возобновились прежние пререкания. Но китаец тактично отвечал на их вопросы, был доброжелателен, и четверо путешественников, не сговариваясь, решили сохранять мир. Когда он заметил, что они, возможно, хотели бы познакомиться с монастырем и он рад послужить им проводником, предложение было с готовностью принято.

— Ну конечно, — сказал Барнард. — Раз уж мы тут, надо изучить местность. Я думаю, что не скоро кому-нибудь из нас случится нанести сюда повторный визит.

Мисс Бринклоу высказалась более глубокомысленно.

— Когда мы покидали Баскул на этом аэроплане, я, конечно же, не могла и мечтать, что мы попадем в подобное место, — пробормотала она, когда все последовали за Чангом.

— И мы до сих пор не знаем, почему это случилось, — откликнулся неумолимый Мэлинсон.

Конвэй не ведал расовых или национальных предрассудков, и ему всегда требовалось особое усилие, чтобы показать (как он порой делал это в клубах или в вагонах первого класса), будто он особо ценит «белизну» красного как рак лица под высоким цилиндром. Создавать такое впечатление значило избегать лишних проблем, особенно в Индии, а Конвэй всегда старательно уворачивался от неприятностей. Но в Китае нужды в этом не возникало. У него было много друзей-китайцев, и ему никогда не приходило в голову смотреть на них сверху вниз. Поэтому ничто не мешало ему видеть в Чанге пожилого джентльмена с хорошими манерами, каковому, может быть, нельзя полностью доверять, но который, несомненно, является глубоко интеллигентным человеком. Мэлинсон, однако, смотрел на китайца сквозь прутья воображаемой клетки. У мисс Бринклоу отношение к Чангу было резкое и — как к заблуждающемуся язычнику. Ну, а Барнард, с его полным юмора благодушием, обращался с Чангом так, как он обращался бы с любым дворецким.

Между тем великий обход Шангри-ла оказался достаточно интересным, чтобы отодвинуть в тень все различия в чувствах и поведении. Конвэй не впервые посещал монашескую обитель, но эта намного превосходила все прочие своими размерами. Была она и самой замечательной — со всех точек зрения, даже если не считать исключительности ее местоположения.

Поход через комнаты и внутренние дворы занял всю вторую половину дня, хотя, как Конвэй заметил, по пути попадалось множество жилых апартаментов и даже целых зданий, в которые Чанг их не приглашал. Так или иначе, но гостям показано было достаточно, чтобы каждый из них утвердился в своем ранее сложившемся впечатлении. Барнард еще более уверился, что ламы богаты; мисс Бринклоу обнаружила немало подтверждений их безбожия. Мэлинсон, удовлетворив поверхностное любопытство, почувствовал, что устал не меньше, чем он всегда уставал от экскурсий и на обычных высотах. Ламы, решил он, едва ли могут стать его героями.

Только Конвэй очаровывался все больше каждым шагом. Его внимание привлекали не столько отдельные вещи, сколько постепенно раскрывающиеся элегантность, строгий и безукоризненный вкус, тончайшая гармония, которая, казалось, ласкала глаз, не обнаруживая своего присутствия. Ему понадобилось сознательное усилие, чтобы перестать смотреть на все глазами художника и проявить способности знатока ценителя. И тогда он различил сокровища, за обладание которыми готовы были бы вступить в схватку музеи и миллионеры: тончайшие изделия из жемчужно-голубой керамики эпохи Сун [21] Эпоха Сун — время наивысшего расцвета китайской культуры. Императорская династия Сун правила в Китае с 960 по 1279 год. , отлично сохранившиеся рисунки, выполненные цветной гуашью более тысячи лет назад, лакированные предметы с подробными изображениями фантастических миров. Ни с чем не сравнимая изысканная красота фарфора и росписи зачаровывала с первого взгляда, лишь позже позволяя осмыслить мастерство их создателей. Не было бахвальства и погони за эффектом. Ничто не раздражало глаза, ум, душу. Эти деликатные совершенства казались лепестками цветков, слетевшими на землю. Коллекционера они свели бы с ума. Но Конвэй не интересовался собирательством; он не имел ни денег, ни инстинкта приобретателя. Его любовь к китайскому искусству была делом души. В мире нарастающего шума и все более громоздких сооружений он внутренне тянулся к тихому, нежному, миниатюрному. И, переходя из комнаты в комнату, он начинал испытывать необъяснимое волнение при мысли о громадине Каракала, нависшей над столь хрупкими и очаровательными творениями рук человеческих.