Джеймс Хилтон - Потерянный горизонт

Благодатный покой охватывал его душу и тело, и когда на ум снова пришли предположения о подмешанном зелье, он почувствовал, что это его не беспокоит. Что бы там ни было, если вообще было хоть что-нибудь, но Барнард больше не задыхался, а Мэлинсон перестал язвить, и оба они с аппетитом поглощали пищу, явно предпочитая есть, а не разговаривать. Конвэй тоже был голоден и нисколько не жалел, что этикет требовал не спешить с началом серьезного разговора. Ему никогда не нравилось суетиться в обстановке, которая приятна сама по себе, поэтому нынешнее положение вполне его устраивало. До такой степени, что он дал выход своему любопытству, только закурив сигарету. Обращаясь к Чангу, он заметил:

— Судя по всему, постояльцы в вашей обители благоденствуют и очень гостеприимно встречают чужестранцев. Хотя сомневаюсь, чтобы к вам часто попадали люди из других краев.

— Воистину нечасто, — ответил Чанг все с той же размеренностью и достоинством. — Это непосещаемая часть мира…

Конвэй улыбнулся:

— Мягко сказано. У меня такое впечатление, что я никогда не видел места, более отрезанного от мира. Здесь могла бы расцвести культура, не испорченная никакими внешними воздействиями.

— Что вы подразумеваете, говоря о нежелательных воздействиях?

— Имею в виду джаз, кинотеатры, огни рекламы и так далее. Водопровод и канализация у вас в высшей степени современны, и, на мой взгляд, это единственное достижение, которое Восток может взять у Запада с несомненной для себя пользой. Я часто думаю, как повезло в свое время римлянам: их цивилизация продвинулась до изобретения горячих ванн и при этом удержалась от рокового шага — освоения машинной техники.

Конвэй говорил с легкостью разом нахлынувшего вдохновения. Но хотя речь его и была достаточно искренней, все же в ней присутствовало желание повернуть разговор в нужную сторону. Он умел вести беседу. И лишь забота о соблюдении границ, установленных сверхизысканной вежливостью, мешала ему проявить более откровенное любопытство.

У мисс Бринклоу, однако, не было подобных внутренних оков.

— Пожалуйста, — сказала она прямолинейно, — расскажите нам, что представляет собой эта обитель.

Чанг слегка приподнял брови. Он как бы мягко выражал свое несогласие с такой настойчивостью.

— Сделать это, мадам, будет для меня величайшим удовольствием. В меру своих способностей. Что именно хотели бы вы узнать?

— Прежде всего сколько вас здесь и кто вы по национальности? — Было очевидно, что ее приверженная порядку мысль не отклонялась от тех профессиональных задач, которые мисс Бринклоу выполняла в Баскуле.

Чанг ответил:

— Тех, кто достиг полного статуса ламы, около пятидесяти. И есть еще несколько человек вроде меня, кто еще не пришел к полному посвящению. В должное время мы, надо надеяться, тоже станем ламами. Что касается нашего национального происхождения, то тут собрались представители очень многих народов, хотя, естественно, большинство — китайцы и тибетцы.

Мисс Бринклоу поспешила сделать вывод, хотя бы и ошибочный.

— Понятно. Значит, это действительно туземный монастырь. А ваш главный лама — тибетец или китаец?

— Нет.

— А англичане среди вас есть?

— Несколько.

— Боже мой, это просто замечательно! — Мисс Бринклоу остановилась, чтобы перевести дыхание, и тут же продолжала: — А теперь скажите мне, какая у вас вера?

Конвэй откинулся на стуле в ожидании забавы. Ему всегда нравилось наблюдать, как сталкиваются противоположные образы мысли. И сцена, в которой выступали, с одной стороны, выказываемая мисс Бринклоу прямота честолюбивой школьницы, а с другой — ламаистская философия, — эта сцена обещала ему немалое развлечение. Вместе с тем он не мог допустить, чтобы их хозяин в испуге замкнулся, и потому поспешил сгладить углы. Примирительным тоном он сказал:

— О, это довольно-таки сложный вопрос.

Но мисс Бринклоу вовсе не собиралась что-либо смягчать. Вино, успокаивающе подействовавшее на других, ей только прибавило живости.

— Конечно, — сказала она, сопровождая свою речь величественным жестом, — я предана истинной религии. Но я человек достаточно широких взглядов и могу признать, что другие люди, то есть, я хочу сказать, иноземцы, очень часто искренне придерживаются своих воззрений. И естественно, мне не следует надеяться, что здесь, в этом монастыре, я встречу людей, которые будут во всем со мною согласны.

Ее уступка вызвала у Чанга кивок признательности.