Ну а уж если заодно приложить руку и к ликвидации Гитлера — это вообще подарок судьбы. Дарийцы, видно, боятся сами влазить в историю, менять ее, но кто-то же должен это сделать, если иного не дано.
Вообще, можно было отправиться пораньше — в самое начало девятисотых, тогда убрать этих персон было бы легче легкого. Кошмарный шеф гестапо был еще невинным малюткой, а осатанелый и всемогущий фюрер — австрийский подросток — безмятежно готовил себя в художники. Но тогда они еще не были злодеями, и Бережному пришлось бы убивать ни в чем не повинных ребятишек. Может, оно и надо бы, но… увольте. Макар такой присяги не давал.
Зато сейчас — у-ух… раззудись плечо!.. Да… сейчас все гораздо сложнее.
И самая первая задача, связанная со смертельным риском — раздобыть одежду, желательно военную форму. Иначе, появиться в теперешнем виде на улице — все равно, что пройтись с плакатом «срочно сниму камеру в гестапо».
А единственное его оружие здесь, без которого вообще немыслимо было бы это предприятие — владение в совершенстве немецким языком. На него и уповаем, спасибо дорогой Ланочке.
Когда сутки истекли, то есть день 17 июля перевалил за половину, Макар приступил к действию.
За неимением других идей он решил подобраться поближе к жилью и там скоммуниздить какие-нибудь военные или, на худой конец, цивильные шмотки. В крайнем случае — открыто ограбить, может и убить — шутки кончились. Но об осложнениях думать не хотелось — начинало подташнивать.
Он вплотную подобрался к кромке леса, выглянул на дорогу. По ней пронесся черный «Мерседес» с вытянутой узкой мордой и куцым задом, такой, в каком ездил Штирлиц в кино, и опять серое дорожное полотно застыло в безмолвии. Даже птицы на деревьях под жарким июльским небом перекликались как-то вяло, больше для порядку.
Отличный район выбрал для жизни граф фон Штауффенберг. И лес тут есть, где можно сховаться (ну, конечно, пока про тебя знать никто не знает), и частный сектор большой, спокойный — вон он недалеко, за дорогой начинается. И что хорошо — дома там гостеприимно укрылись под сенью деревьев и за рядами спасительных кустарников.
Макар, дернув головой по сторонам, быстро переметнулся через дорогу, добежал до деревьев по ту сторону и рухнул в траву.
Пополз к ближайшим окультуренным кустам. Эта сторона была «огородами» землевладений, так что он смог подползти вплотную к живой изгороди, не наткнувшись на прохожих, хотя прилично натоптанная тропинка здесь была.
Привстал, насколько можно, оглядел участок. Метрах в семидесяти тыльной стороной стоял симпатичный двухэтажный домик с отливающей на солнце зеленой крышей. Перед ним два добротных деревянных сарая, сад, усыпанный налитыми яблоками и грушами, какие-то овощные посадки, ряды крепких лучистых подсолнухов. Дневной зной был залит жужжанием мух и слепней.
Людей, вроде, не видно. Но пустота эта — какая-то зловещая. Может, там засады сидят?
Ну его на фиг… Ночью надо лезть. Надо назад — в лес.
Он полежал немного, сердцебиение предательски громыхало. Или уж лезть? Елки-палки…
Тут он ослышался. Заставил сердце замолчать — нет, не ослышался.
Кто-то неподалеку пел тоненько, вполголоса:
— …и тот, кто с песней по жизни шагает, тот никогда и нигде не пропадет…
Приглушенная песня слышалась из-за изгороди. Вот те раз…
Он снова осторожно приподнял голову. Девчонка лет пятнадцати-шестнадцати в черной юбке и широкой, явно мужской, рубахе развешивала на веревки, растянутые меж перекладин, белье. Рядом стоял таз с горой этого самого белья.
Только что, видно, подошла.
Волосы у нее были выгоревшие, и сама она была вся, как будто подсохшая на солнце, худая и нескладная.
Наша, заключил Бережной, угнали на работу.
— Эй! — громко шепнул Макар. — Привет, я свой!
Девушка резко смолкла, вздрогнула, выронила из руки тряпку, но тут же поймала ее другой рукой. Медленно повернулась и напряженно смотрела.
— Не бойся, я свой — разведчик!
Но соотечественницу это не обрадовало, она еще больше напряглась.
— Как тебя зовут? — спросил разведчик.
Помедлив, она сказала:
— Клава.
— Ну вот, умница. В доме кто живет?
— Герр и фрау. И их дочь Линда… Еще сын на время приехал.
— А военная форма в доме есть?
— Есть.
Макар оживился, особенно после того, как уточнил, что форма офицерская.
— А ты можешь мне ее, ну… принести. Незаметно.
Клава тяжело смотрела на него.
— А со мной что будет?
Читать дальше