Алексей Удалов - Дар страны Мидос

Еще через две секунды Макар заорал так, как не орал с рождения:

— Он не успел!!! Я жив!!!

Все, кто был в зале, аж скривились от этого вопля.

Брэд не посмел прекратить разговор.

— Да… Кто орет?.. Русский… — он зло посмотрел на Бережного. — Что?.. Ожил… Нет, не пытаем… Не знаю, чего он орет… Что?.. Да зачем вам это, Шеф… Какой смысл? Для вас это лишняя трата време… Да… Да… Понял.

Он с досадой положил трубку.

— Вывозите его!

От таких резких движений в небытие и обратно нервы Макара гульнули вразнос, его трясло, когда кресло выкатили из этого инкубатора.

— За мной, к Шефу! — рявкнул на санитара профессор.

Пока они поднимались на поверхность, Брэд сказал спасенному:

— Вы не радуйтесь, вы лишь временно продлили свои страдания. Шеф просто хочет на вас посмотреть. Старческая причуда. Потом мы вернемся в лабораторию.

— Как Бог решит, так и будет, — уже спокойно ответил Макар.

Шеф обитал на третьем этаже виллы. Въехав в его кабинет, Макар впервые за много часов увидел солнечный свет в окне. Уж и не чаял… Похоже, было утро. Это какое… наверное, второе утро после его ночного путешествия к центру земли.

Кабинет был большой и аскетичный. Слева шкафы с книгами и два глухих шкафа для одежды. Прямо, перед окном — широкий письменный стол. За ним, в углу огромный сейф. А по всей правой стене — два кресла с журнальным столиком и длинный ряд стульев. На столике — телевизор, под потолком — кондиционер. Вот и вся обстановка.

Для такого серьезного Шефа кабинетик, прямо скажем, сиротский. Как у мелкого функционера советской эпохи. Только вместо портрета Ленина на стене висел большой католический крест.

Сам Шеф, сидевший за столом, тоже грандиозного впечатления не производил. Седой, короткостриженный коренастый старик лет семидесяти. Может, чуть старше. С простыми, грубоватыми чертами лица, крепкими руками, которые выводили узловатыми пальцами дробь по столу. Одет он был в зеленую просторную рубашку. В общем, пенсионер — пенсионером. Только глаза его, глубоко посаженные, были намного моложе его самого и, казалось, они как сверлами проедают Макара насквозь.

Старик оценил гостя на вид.

— Это и есть тот храбрец? — в словах его саднил тяжелый акцент.

Брэд кивнул.

— Подкати-ка его поближе, — сказал Шеф профессору, а санитару кивнул, мол, свободен.

Брэд подкатил Макара к самому столу, а сам сел на стул.

Старик снова уставился на русского.

— Дурак Люмге! Какой из него крот!

Брэд снова кивнул, но Шеф не обращал на него внимания.

— Значит, русский… Как, говоришь, тебя зовут?

Бережной закашлялся, пропершил горло и ответил:

— Макар.

— Из Москвы?

— Ну да… Но не коренной…

— А родом откуда?

— Вообще, предки — с Волги, а я родился недалеко от Москвы, древний город…

— С Волги?

Дед откинулся в кресле.

— Ох уж эта Волга… мать ее… Вы тогда показали, что вы упорный народ… — он помолчал. — Я всегда знал — нечего туда соваться. Колосс стряхнул глину с ног, и они оказались железными.

Он грозно зыркнул на Макара.

— А кого вы благодарить за все должны?.. Не знаешь?.. Сталина! Великий был человек.

Бережной потерялся.

— Э… Да.

Брэд ерзал, как на иголках.

— Шеф, вы раскрываетесь. Я понимаю — он уже никому не расскажет, но…

— Цыц! Дай мне поговорить. Всю жизнь молчу.

Профессор, вздохнув, притих, а Макар прилежно таращился на старика.

Тот, глядя на него, засмеялся.

— А ты знаешь, кто я?

Макар замотал головой.

— Я — Генрих Мюллер!

Бережной выдавил:

— …К-какой Мюллер?

Тут Шеф снова вперил в него взгляд и, уловив в глазах русского какую-то мысль, довольно закивал.

— Да-да, тот самый. Начальник четвертого управления РСХА, иначе называемого: тайная государственная полиция, а еще короче — гестапо.

Макару стало плохо. Если бы он мог, он упал бы в обморок.

Старик засмеялся еще больше.

— Да ты меня не бойся. Я не страшный. И война наша давно кончилась.

Бережной понял: это психи.

— Сколько же вам лет?.. Мюллер… э… вы во время войны были уже в годах.

Шеф хмыкнул.

— Во-первых, юноша, мне больше ста лет… Во-вторых, на момент моего разрыва отношений с миром в сорок пятом году, мне было не так уж и много — всего-то сорок пять лет. А в-третьих, я понимаю, ты, как всякий русский, судишь обо мне по вашему актеру из агентурного сериала. Я его тоже посмотрел. За роль, кстати, не в претензии. Хотя и наивно.

«Это он про „Семнадцать мгновений весны“? Дурдом! Живой Мюллер обсуждает фильм про Штирлица? Может, еще анекдот про себя расскажет?.. Да пусть что угодно треплет. Главное — самому не молчать. А то аудиенция закончится, и увезут обратно в инкубатор».