Марк Твен: Том 7. Американский претендент.Том Сойер за границей. Простофиля Вильсон.

Другим был его единственный сын и наследник, молодой человек с мечтательным взором; на вид ему лет двадцать шесть, а на самом деле скоро будет тридцать. Прямота, добродушие, честность, искренность, простота, скромность — таковы основные качества его натуры, что сразу бросается в глаза, а потому, облаченный во внушительные доспехи своего полного имени, он кажется чем-то вроде овцы в панцире, ибо полное его имя и звание: его сиятельство Кэркадбрайт Ллановер Марджорибэнкс Селлерс, виконт Беркли из Чолмонделейского замка, в Уорикшире. (А произносится это: К’кабрай Тлановер Маршбэнкс Селлерс, вайкаунт Беркли из Чолмндского замка, Уоркшр.) Он стоит у большого окна, всем своим видом выказывая почтительное внимание к словам отца и равно почтительное несогласие с его взглядами и суждениями. Папаша во время беседы расхаживает по комнате и, судя по всему, пребывает в великом гневе, достигшем почти тропического накала.

— Я знаю, Беркли, что, при всей вашей мягкости, если уж вы примете решение, которого, по-вашему, требуют честь и справедливость, то никакие доводы и аргументы (на данное время, во всяком случае) не способны вас остановить. Да и не только доводы, но и насмешки, уговоры, мольбы, приказания. Мне же кажется…

Отец, если вы посмотрите на это без предубеждения, спокойно, то несомненно согласитесь, что мое желание поступить так, а не иначе, отнюдь не является опрометчивым, необдуманным или своенравным и объясняется весьма вескими соображениями. Не я создал в Америке этого претендента на графство Россмор; я не гонялся за ним, не искал его, не навязывал его вам. Он сам выискался, сам вошел в нашу жизнь…

— И превратил ее в ад, целых десять лет досаждая мне своими скучнейшими письмами, своими бесконечными рассуждениями, целыми акрами утомительнейших доказательств…

— …которых вы никогда не читаете и никогда не согласитесь прочесть. А ведь, по всей справедливости, вы обязаны его выслушать. Либо он докажет свое законное право называться графом — и тогда ясно, как нам надлежит себя вести, либо нет — и тогда тоже все будет ясно. Я прочел приводимые им доказательства, милорд. Я их выучил наизусть, терпеливо и внимательно в них разобрался. Цепь родства нигде не нарушена, нет ни одного недостающего звена. Я уверен, что настоящий граф — он.

— А я, значит, узурпатор, безвестный нищий, бродяга! Подумайте, что вы говорите, сэр!

— Отец, а если он все-таки настоящий граф — и это будет доказано, — неужели вы согласитесь, сможете согласиться, хотя бы день, хотя бы час, хотя бы минуту пользоваться его титулами и его собственностью?

— Вы говорите глупости… глупости… чистейшую ерунду! Теперь выслушайте меня. Я сделаю вам одно признание, — назовем это так, если вам угодно. Я не читал доводов нашего претендента потому, что в этом нет надобности, — я ознакомился с ними еще в ту пору, когда были живы его отец и мой, сорок лет тому назад. Предки этого малого в той или иной степени оповещали моих предков о своих претензиях на протяжении добрых полутораста лет. Что же произошло на самом деле? Законный наследник действительно уехал в Америку в ту пору, когда туда отбыл наследник Фейрфаксов, — или примерно в одно с ним время, — поселился где-то в глуши Виргинии, женился и принялся плодить дикарей, из которых и образовалось племя претендентов. Он ни слова не писал домой; его сочли умершим; младший брат без особого шума вступил во владение титулом и всем прочим. Американец вскоре скончался, и его старший отпрыск незамедлительно заявил о своей претензии, изложив ее в письме— письмо это существует и поныне, — но умер, прежде чем дядюшка, владевший имуществом, выбрал время — или, может быть, почувствовал желание — ответить ему. Но вот подрос сынок этого старшего отпрыска — для чего, как вы понимаете, потребовалось некоторое время, — и теперь уже он стал одолевать своих английских родственников письмами и приводить доказательства своих прав. Так оно и шло из поколения в поколение, вплоть до нынешнего идиота. Все они были один беднее другого: никто не смог даже оплатить проезд в Англию и затеять здесь судебное дело. Фейрфаксы — те сохранили свои титулы и по сей день, хоть и живут в Мэриленде, а их друг лишился всего по собственному легкомыслию. Надеюсь, вам теперь ясно, что эти факты приводят нас вот к какому выводу: с этической точки зрения американский бродяга действительно является графом Россмором, а с точки зрения закона он имеет на это не больше прав, чем его пес. Ну как, вы удовлетворены?

Читать дальше