Валерий Поволяев - За год до победы - Авантюрист из «Комсомолки»

– Опля! – отплюнулся Пестик и крюком ударил Пургина по голове. Чуть полчерепушки не снес, хорошо тот успел нырнуть вниз, в глубину, кулак Пестика только скользнул по макушке, вызвал в ушах неприятный звон.

Перед глазами возникли два прозрачных кровянистых пятна, Пургин, сдерживая себя, сжал кулаки и, развернувшись на одной ноге, другой нанес хитрый удар – согнутой ногой, срезом каблука, по месту, в которое уже бил – под печень. Пестик жалобно заблеял и задом опустился на асфальт – он никак не мог понять, в чем дело? Раньше такого не было? Жалобно взглянул на старшего.

– Ты посиди, – милостиво разрешил тот, – оклемайся, родимый. Матч закончился не в твою пользу. – Поглядел на Пургина. – Как тебя зовут?

– В приличном обществе первым представляется тот, кто задает вопрос.

– В приличном, – старший насмешливо наклонил голову, он, в отличие от Пестика, обладал чувством юмора, – в приличном – да! – Протянул руку Пургину. – Последующие бои отменяются, ты нас убедил. Ваш переулок трогать больше не будем… Анатолий по фамилии – Попов!

Пургин, не задумываясь, ответно подал руку, он лишь в последний миг поймал себя на мысли, что это может быть ловушка – старший удобно перехватит руку, сломает ее в сгибе, швырнет Пургина на землю, но старший этого не сделал. Пургин назвался.

– Молодец, Валя Пургин, – похвалил его старший, – хотя в высшем свете не принято отвечать оплеухой на оплеуху, это дурной тон, но друга Пестика еще никто так не учил аэродинамике, как ты. Пестик, тебе хорошо леталось? – спросил Попов Пестика. Крупные глаза его посветлели, на них словно бы наполз туман.

Пестик, продолжая сидеть на асфальте, пустил пузырь:

– Опля!

– Все понятно! Интервью оставим для репортеров ведущих газет столицы. Они уже на подходе. Выехали, но по дороге у их «форда» спустил баллон. О своих ощущениях пребывания в невесомости расскажешь потом.

Пестик икнул, хотел произнести привычное «Опля!» и поднять процент влажности в Москве очередным плевком, но вместо этого снова икнул и прижал грязную, испачканную кровью ладонь ко рту.

– С тобой все понятно, – сказал Попов, засунул руки в карманы вельветовой куртки, украшенной нескольким спортивными значками. – Ты мне нравишься, Пургин, – неожиданно закончил он.

– Ты мне тоже!

– У тебя есть удар, есть мозги, есть чувство противника, которого некоторые глупцы, – он мельком глянул на Пестика, – к сожалению, недооценивают, есть быстрота, есть решительность…

– Неправильно. По природе я – нерешительный, – сказал Пургин – он не мог поверить Попову до конца, ощущение того, что кто-то находится за спиной, не проходило, и Пургин ежился, сводил вместе лопатки, как на холоде, стараясь согреться, – но есть хорошее правило – быстрее изгонять из себя нерешительность и первым делать шаг вперед.

– Верно! – поддакнул старший. – Пусть он будет неправильным, даже гибельным, но выиграет тот, кто раньше сделает этот шаг.

Пургин удивленно посмотрел на старшего: оказывается, тот склонен к философствованию; есть у человека такая слабость, – собственно, она есть у всех блатных. Но принадлежит ли к блатным Попов? Он просто несерьезный уличный верховод, командир, поднаторевший в понимании дураков, таких как Пестик, Жиртрест и те де.

– А у тебя есть желание казаться иным, чем ты есть на самом деле, – сказал Пургин старшему, – ты хочешь быть лучше, умнее, добрее самого себя.

– Злая фраза. И что же – у меня это получается?

– Получается.

– Думаю, мы с тобой подружимся.

– Не вижу в этом необходимости.

– Эх, парень, – с чувством произнес Попов. – Что же ты мне грубишь? Лепешка, ручку! – потребовал он у Жиртреста.

– Погоди, дай закончить! – сказал Пургин. – У тебя есть хороший учитель, которому ты подражаешь. Верно?

– Прямо бабка-угадывательница! Предсказательница! Прорицательница! – Попов взял у Жиртреста самописку – тот был у предводителя придворным писцом, либо хранителем стального стила, – нетерпеливо пощелкал пальцами: – Лепешка, бумагу!

Жиртрест выдернул из кармана сложенный вчетверо тетрадочный лист, аккуратно оторвал одну дольку.

– Вот тебе, король кривого удара, мой телефон, – сказал старший Пургину, – позвони!

– Надо ли?

– А что ты теряешь? Я же тебе не предлагаю бежать на колчаковский фронт. Будет интерес – придешь в гости, не будет интереса – не придешь! – Попов сунул руки в косые карманы своей вельветовки и двинулся дальше по проулку, словно командир патруля. Патруль, какой-то вылинявший, покорный, двинулся следом.