Сергей Яковлев - Петля на зайца

Ура, уговорил Боба! Теперь он никуда, сердешный, не денется. Поломается еще для понта, но все сделает. Я же его, собаку, как облупленного знаю.

— Витя, его же в режимы вгонять надо! Соображаешь? Это же не бутылку пива открыть! — я отодвинул немного трубку от уха и не пытался спорить или что-нибудь доказывать. Пусть поговорит немного. Потрендит, и — «за работу, товарищи!»

Все хитроумные «прибабахи» на мою «телегу» исключительно Боб навешивал. Мои были только идеи, а воплощение в железе — чисто Борькино.

— Ладно, черт с тобой, паразит, сделаю. Что там еще?

— А тебе этого мало? — удивился я.

— Хватит, хватит… — Борька громко и грустно вздохнул в трубку. — Но, Витя, не в этом же дело. Мы с тобой уже два месяца не виделись. Почти два, а ты сразу меркантильно, без подхода — карбюратор, мосты-болты-гайки. Это даже не бартер, а лизинг какой-то получается. Нельзя так, Витя.

— Какие два месяца? Я же к тебе на той неделе заходил чайку попить. Напомнить, чем дело кончилось?

— А ведь, точно, во вторник виделись. В по-затот. Совсем забыл. Голова у меня, Витя, плохая стала. Наверное, старею я, Витя.

— Все стареют. Так что, не горюй. А чем наши посиделки кончились, я, в отличие от тебя, прекрасно помню: головной болью и трехдневной тошнотностью.

— С чего бы это?

— С «Агдама». С того самого портвейна халявного, которого ты три литра каким-то образом с «Арарата» притащил.

— Припоминаю, припоминаю… Я им какой-то погрузчик починил, а они со мной частично портвешком расплатились. Неплохим, отметь портвешком. Не «левый», по крайней мере. Настоящий «Агдам».

— Ну, мне этого настоящего хватило выше крыши. Слышь, Борька, я к тебе часто вот так, как снег на твою плохую голову? Говорю по буквам: очень все круто и очень, очень надо. Дошло? Паши, как папа Карло, день и ночь. И не забудь о «зеленой стошке».

— Еще раз «про любовь» вякнешь, и я тебя, засранца, вышвырну из своего сердца, — Борька обиженно засопел в трубку. — Вот так всегда: нахамим, оскорбим…

— Ну ладно, ладно. Не бери в голову, — повинился я.

— То-то… У тебя номер гаража сорок седьмой?

— Вроде бы так.

— Тогда о-кей и гуд бай — жду на вахте с объяснениями, — Боб повесил трубку.

Борька — непутевый друг моего безрадостного детства. Хотя трудно сказать — радостного, безрадостного… Наши дети сейчас на компьютерах резвятся, в олимпиадах всяких физико-математических участвуют да и Интернет им не чужд, а мы в свое время на Воронью гору в Красное Село «стволы» ржавые копать таскались. И не безуспешно — у меня до седьмого класса в тайнике «лимонка» за-ныкана была. Вполне пригодная к употреблению вещь. А у Витьки-китайца ТТ почти нержавый в дровяном сарае хранился. Правда, без какой-то важной детали — не стрелял, но с виду очень хорошая штуковина. Нас так во дворе и различали: Витька с «лимонкой» — это я, и Витька с пистолетом это — «китаец». Вообще-то, он был не настоящим китайцем, просто родился в Китае, когда его папа-летчик сражался с гоминьдановскими бандитами в небе над Сычуанем. А может, и над Суньхуньвчаем, сейчас и не вспомню уже в каком небе.

Купаться на Пороховые мы, всей кодлой дворовой наверное, лет с семи стали ездить. А на Залив и вообще класса с третьего зачастили. Да что говорить — в шестом классе у меня уже была своя лодка на острове Вольном! Настоящая четырехвесельная шлюпка с мачтой и парусом.

Беспризорщина, конечно, однако вот выросли, выучились. Нет, наше детство все же не было совсем уж безрадостным. Просто наши радости были иными. Давно это было.

А Борька… Друг детства — это не гипербола. Некоторые столь долго и не живут, сколько мы с Борькой корешим — с двух или с трех лет. В общем, как говориться в одном стишке: «Дружили еще с гражданской…». Жизнь нас свела в старом доме на Курской улице, той, что Лиговку пересекает. Потом, в середине шестидесятых, разъехались по «хрущобам», повзрослели, отчасти состарились, но корешили по-прежнему.

Борька — классный водила, был когда-то мастером спорта по автокроссу и механик от Бога, любую колымагу способен возродить к жизни при помощи молотка, зубила и какой-то матери. А мне моя «тележка» — «уазик» — сейчас могла очень понадобиться. Колеса — дополнительная степень свободы.

Самому чинить свой «козелок» — это на неделю возни, не рукастый я, а Боб за день сделает. И не просто сделает, а хорошо, талантливо, так сказать. «Стошку баксов» я ему все же всучу. Попытаюсь, по крайней мере. Он, конечно, для меня и даром сделает, но у него — тоже семья, и плюс еще вредные привычки… Точнее — привычка.