— Мне надоело, — внятно и медленно сказала она. Она слушала, какой злой у нее голос. — Мне надоело жить здесь безвыездно. Мне скучно. Я соскучилась по… по моим родным.
Последние три слова она сказала неожиданно громко.
Она сначала сказала эти три слова и только потом поняла их смысл. Она даже улыбнулась.
— Я поеду домой. Хорошо? — Ей вдруг стало весело и легко и немножко жалко этого рослого человека с выцветшими волосами и с темной, сожженной солнцем кожей. — Хорошо? Я поеду ненадолго. Только повидаюсь со стариками и сразу вернусь. Ну, может быть, немножко задержусь дома. Немножко. Несколько дней. Там очень хорошо дома. Там яблоки теперь…
— Яблоки… — глухо сказал Забелин.
Яркий прямоугольник распахнутых дверей заслонила коренастая фигура дежурного.
— Лошади готовы, товарищ начальник, — сказал дежурный.
Сутуля спину, Забелин шагнул за перегородку.
Анна стояла посредине комнаты. Ей показалось, будто ноздри ее ощущают прохладный запах яблок.
Забелин вышел из-за перегородки. Шпоры звякнули, когда он пристегивал шашку. Вылинявшая, бледно-зеленая фуражка и гимнастерка с ремнями очень шли ему.
Анна подошла и положила руки ему на плечи.
— Я привезу тебе яблоки из дому, — сказала она и прижалась щекой к его груди.
От него сильно пахло лошадью и кожей ремней.
— До свидания, Анна, — сказал он. Голос у него был какой-то странный, будто внутри у него что-то раскололось. — Приезжай поскорей. Я буду очень… очень ждать тебя, Анна…
— До свидания, — сказала Анна и, помолчав, прибавила: — Я вернусь, конечно, очень скоро.
Она вышла за ворота, когда они уезжали — Забелин впереди, за ним проводник Джамболот и пятеро бойцов. Джамболот помахивал плетью в такт шагу лошади и весело раскачивался. Он всегда радовался, когда нужно было куда-нибудь ехать, все равно куда — лишь бы ехать. Забелин сидел в седле неподвижно. Его вороной жеребец горячился и приплясывал, а он сидел неподвижно и повод придерживал левой рукой. Один раз он повернул голову и посмотрел на заставу, и Анна помахала ему рукой. Ей все еще было очень весело.
Беркут плавал высоко в небе.
Два дня ушли на сборы, потому что пришлось стирать белье, — нужно же было оставить Забелину чистое белье, в дорогу тоже нужно белье.
Вещи Анна уложила в ковровые куржуны.
До города Анна ехала три дня верхом через горы. Коноводом с ней ехал красноармеец Симонян, молодой и красивый, такой чернобровый и стройный, почти мальчик. Две ночи ночевали в горах и по вечерам разводили костры, ели мясные консервы, разогретые на костре, и варили чай в котелке. Анне все время было очень весело, и она несколько раз заметила, что Симонян как-то по-особенному смотрит на нее. Его большие глаза блестели, и он мучительно краснел, когда Анна в упор глядела на него. Анне нравилось дразнить его, и она нарочно садилась совсем близко, а он вздрагивал и краснел. Когда они доехали до города, Анна крепко пожала руку Симоняна и поблагодарила его, а он покраснел и нахмурился, так что Анне даже стало немножко жалко его.
В поезде она ехала в купе с тремя мужчинами — двое было штатских и один военный летчик, капитан, — и за ней ужасно ухаживали все трое, но ей нравился по-настоящему только летчик. Вечером мимо окон вкось летели яркие искры, и звезды мерцали на черном, как копоть, небе; иногда казалось, будто искры и звезды — одно и то же. Анна и летчик стояли возле окна в коридоре. В коридоре никого, кроме них, не было. Вагон сильно раскачивался на ходу, дул сильный ветер и хлопали занавески на раскрытых окнах. Летчик стоял совсем рядом, почти обнимал Анну. Анна смотрела в окно и чувствовала, как летчик часто дышит. Они тихо разговаривали о каких-то ничего не значащих вещах. Анна даже не думала, о чем он спрашивал ее и что она отвечала. Анне было весело и немножко страшно, и ей очень нравился летчик. Он ей нравился все больше и больше, и она ни о чем не думала. Только после того как летчик вдруг отошел от нее и закурил папиросу, только после этого Анна сообразила, что он спрашивал ее, замужем ли она, и она ответила «да» и рассказала про Забелина. Летчик больше не подходил к окошку, где стояла Анна, и курил папиросу за папиросой и хмурился.
Потом пришли двое штатских из их купе, — они ходили в вагон-ресторан, а летчик и Анна не пошли, чтобы остаться вдвоем. Штатские принесли две бутылки вина, и сразу открыли вино, и начали пить за здоровье Анны, и наперебой ухаживали за ней, а летчик все еще хмурился, и Анна даже подумала — уж не обидела ли она его… Но летчик вдруг засмеялся и предложил выпить за здоровье пограничника — мужа Анны. Все выпили и попросили Анну рассказать про заставу и про Забелина, и Анна стала рассказывать. Наверное, получился интересный рассказ, потому что штатские и летчик сидели тихо и внимательно слушали. Поздно ночью стали укладываться спать. Мужчины вышли из купе, чтобы Анна могла раздеться. Она быстро разделась и легла.
Читать дальше