Икста Мюррей: Золото Монтесумы

— Марко!

Он отвернулся и нажал на крышке сундука несколько планок.

Раздался взрыв.

Эрик схватил и швырнул меня на землю. Мои родители свалились на пол под взметнувшимся столбом дыма. Иоланда и Томас упали на четвереньки, как пауки, сброшенные с паутины. Оставаясь в этом положении, оба сохраняли полное спокойствие среди взрывов пороха и беспорядочно метавшихся по подземелью лучей фонарей.

Я не поняла, что случилось, пока не увидела на земле испачканные кровью свинцовые стрелы, только тогда я догадалась, что кровь капает откуда-то сверху.

— Марко, Марко!

Я выглянула из-под закрывшего меня своим телом Эрика и ужаснулась. Марко полз вверх по канату, раскачиваясь и истекая кровью. Его руки не были задеты острыми стрелами, вылетевшими из сундука, но на бедрах виднелись огромные раны, а штанина на левой ноге вся пропиталась кровью. Сила, которую он продемонстрировал нам во флорентийской усыпальнице, позволила ему влезть под потолок. Он карабкался к отверстию, крича от боли. Вскоре он исчез наверху. Я слышала, как он побежал к выходу, припадая, судя по звуку, на одну ногу.

— Ты… Ты! — обрушилась вдруг на Томаса мама. — Я искала тебя в джунглях… Чуть не погибла там… Ты разбил мне сердце, негодяй, подлец…

— Но мы все равно вместе, Хуана! — отчаянно кричал Мануэль. — Мы вместе — ты, я и Лола! Он ничего нам не сделает! Я любил тебя целых тридцать лет! Он ничего не значит!

Томас по-прежнему смотрел на меня.

— Покажи нам, Лола, что ты обнаружила.

Эрик скатился с меня и закрыл лицо ладонями. Лицо Иоланды под широкими полями шляпы было белым как снег.

— Марко…

— С ним я потом поговорю. А ты покажи нам, что там есть, — повторил Томас.

Я вскочила на ноги. Я не знаю, о чем говорили мои родители. Не знаю, кто и где находился. Через некоторое время я обнаружу у себя на руках кровь, не свою, чужую. Охваченная ужасом, я поднимусь из этого окровавленного убежища и стану искать Марко. Я увижу закапанный кровью пол в алтаре и в нефе и пойму, что эти капли ведут к Марко, который сквозь бурю пробирается к берегу. Но сейчас я находилась во власти сильного потрясения и крайнего любопытства, а потому, забыв обо всем, я стремительно подбежала к сундуку. Я нажала четыре буквы, которые составляли имя неизвестного умельца и гения эпохи Ренессанса: Опул.

Тяжелая железная крышка со скрипом откинулась. Внутри сундука лежали всего две вещи: цепи раба, помеченные гербом Медичи, и лист бумаги.

Я подняла тяжелые цепи и протянула их родителям. Затем взяла краткое послание и стала читать вслух:

«Козимо!

То, что ты нашел это, означает по меньшей мере, что ты помнишь мое настоящее имя и знаешь о моем позоре — о моем трусливом и слабом характере, ставшем таковым в результате жизни в облике одного из порочных членов рода Медичи. Считай это твоим вознаграждением — вместе с известием, что твой дядя Антонио Медичи был достойно похоронен в соответствии с его знатным происхождением.

От золота ничего больше не осталось, я расплавил его в своей лаборатории. Однако мои алхимические опыты закончились неудачей. Моя жена скончалась. Я понял, что из Человеческого Состояния не существует выхода.

Не говори священнику о том, как я умер, и о других преступлениях, совершенных мною из трусости и из желания сохранить себе жизнь. Я хочу, чтобы меня похоронили в освященной земле, рядом с моей Софией.

— Так, значит, все эти письма писал не Антонио, а его раб! — воскликнула я, сотрясаясь от сильной дрожи. — Раб по имени Опул… Ну, Опул, тот африканский алхимик… Как вы не понимаете?! Это же ужасно! Имя. «Как твое имя?» Вот что спросил Антонио у мавра в Африке, после того как убил его отца в алхимической лаборатории. «Опул из Тимбукту». Это слово-перевертыш: в одну сторону читается Лупо, а наоборот — Опул. «Ты — моя противоположность». Тогда, в Мексике, этот раб действительно поменялся местами с Антонио Медичи, во время драки из-за золота. Вероятно, он воспользовался суматохой, захватил корабль Антонио и взял в плен своего хозяина. Письмо действительно было фальшивкой, но в другом смысле! Настоящий Антонио был темнокожим. Вот почему он мог позировать для портрета мавра Бальтазара и получил имя Lupo Tetro, то есть Черного Волка, а не Мрачного, как мы считали. А Опул был светлокожим — поэтому ему так долго удавалось жить под чужим именем, в чем ему помогали и золотая маска, скрывающая лицо Антонио, и миф об оборотне, который мы считали его болезнью, Состоянием. А еще игра на предубеждении итальянцев к цветным…