Луи Буссенар - Необыкновенные приключения Синего человека

— Но я полагал, что индейцы всегда носят с собой отравленные стрелы и яд.

— Никогда, месье.

— И у паталосов ничего нет?

— Нет, месье. Кураре украли.

— Как украли? Что ты говоришь?

— Украли весь яд. Думаю, что это колдун.

— В таком случае ты обязан был приготовить новую порцию.

— Вы не приказали.

Страшная весть всех потрясла. Перед лицом опасности беглецы оказались беззащитными, лишенным средства, которое наверняка принесло бы им победу. Оставалось либо погибнуть, сражаясь до последней капли крови, либо сдаться на милость победителя.

Бакалейщик слишком хорошо знал, что такое неволя, и потому предпочитал смерть плену.

Управляющий шахтами славился своей беспощадностью и бесчеловечностью. После такого позора он сделает все, чтобы вернуть европейцев.

Друзья успели хлебнуть лиха на алмазных шахтах и понимали, какая судьба их ожидает. Поэтому все, как один, поклялись, что будут драться и дешево свою жизнь не отдадут.

Индейцы сказали, что сделают все, что от них потребуется.

Подумав, Феликс был вынужден согласиться с вождем урити: кража кураре — дело рук колдуна, который хотел оставить своих врагов без защиты, и ему это удалось. Но почему краснокожие не заметили пропажи? Неужели беспечность сыграла с ними злую шутку? Даже Генипа не мог ответить на этот вопрос.

Вероятно, индейцы считают, что, если Синий человек — вождь, то он и должен командовать, руководить и заботиться о них. А кроме того, должен за них думать, не допускать ничего такого, что могло бы навредить ему самому и его народу.

«Разве Лазурный Бог не всемогущ и не в состоянии одним лишь движением руки уничтожить всех своих врагов? — рассуждали паталосы. — Зачем же ему кураре?»

Неужели нет спасения?

Жан-Мари снова принялся допрашивать Педро.

Сержант немного успокоился и стал лучше соображать. Он сообщил, что солдаты очень устали и им дали два дня на отдых. Так что раньше, чем через двое суток, атаки не будет.

Управляющий шахтами ни о чем не волновался и ничем не рисковал, так как прекрасно знал, что беглецы во всем нуждаются, а кроме того, они окружены. Стоит им только двинуться с места, часовые сразу заметят. А если бы даже французам удалось проскользнуть через цепь постов, они неминуемо оставили бы следы, а значит, их быстро догнали бы.

Синий человек и его друзья ломали головы над тем, как бы выкрутиться из этого положения, но ничего не приходило на ум.

Белые думали. Индейцы ждали, курили и спали.

Ивон помалкивал, но явно о чем-то сосредоточенно размышлял. В конце концов, он подошел к Обертену и как бы свысока бросил:

— Месье Феликс, поскольку взрослые ничего не придумали, позвольте мне изложить свой план?

— Да у тебя есть свой план, малыш?

— Глупости все это, — поспешил вмешаться боцман, — наверное, придумал какую-нибудь ерунду!

— Дайте же ему сказать, Беник.

— У этого пацана вечно куча фантазий, вечно его куда-то клонит!

— Дядя, уверяю вас, что держу верный курс.

— А я говорю: глупости…

— Ах так? Тогда я не произнесу больше ни словечка! — Мальчишка готов был уже расплакаться.

— Еще раз прошу вас, Беник, дайте ему сказать. А ты, мой друг, выкладывай все по порядку.

— Так и быть! Слушайте. Через два дня у нас появятся настоящие ядра, которыми мы любых солдат уложим на месте.

— Ну, я же говорил, — вскричал Беник. — Ядра!.. А почему не пушки?

— И пушки тоже! — настаивал Ивон.

— И порох, да?

— Порох нам не понадобится, дядя.

— Ты зарядишь их табаком, не так ли?

— Их не надо заряжать, тем более порохом.

— Мальчишка перегрелся на солнце, — сокрушенно заключил боцман.

— Пожалуй… — поддержал Жан-Мари.

— …Мне понадобится два мотка веревки для каждой пушки, а может, и по одному мотку.

— И много у тебя пушек? — Дядя абсолютно не сомневался в том, что мальчик заболел.

— Думаю, сотни две-три.

— Послушай, милый мой, будь умницей, ляг в тени и попробуй заснуть. Я понимаю, ты пережил слишком много потрясений, а скоро опять атака… Для твоих лет это уже чересчур. Пойдем, родной. Ты знаешь, что я порой бываю резок, жизнь заставляет. Но я люблю тебя, не сердись.

— Да нет же, дядя, — слова Беника смутили мальчугана, — я не сумасшедший и ничего не боюсь… Разве можно испугать матроса, бретонца, племянника боцмана Беника?

— В таком случае ничего не понимаю.

— Вы мне не даете слова сказать! Вам бы только смеяться! Вот и Жан-Мари прячет улыбку в своей бороде. Ничего больше не скажу! Открою тайну только месье Феликсу, одному ему.