Виктор Сафронов - Пилигрим

В новом статусе, пришлось под видом коммерсанта, загрузив под завязку, ходовым тряпьем, здоровенные КАМАЗы, мотаться в Среднюю Азию. По дороге, вместе с водилой, частенько вынуждены были отбиваться от дорожных бандитов и откупаться от жадной и дурной милиции.

Назад возвращались, заменив обычные топливные баки на двухстенные. Был и официальный груз, несколько десятков тонн алюминиевых слитков. Основной груз оседал в Подмосковье, но много добиралось и в Польшу, и в Германию. Трасса хорошая. Езжай себе с ветерком в голове. Но только не свисти по дороге, примета плохая, денег у покупателя-оптовика не будет.

Стоит ли говорить, что слитки внутри были полые и заполнены героином «999». Товар высшей очистки и качества. Я думаю, что от той заразы много народа полегло. Вот такой, неприятный сухарь с уксусом.

Действовал я на свой страх и риск. В случае моего ареста, конфискации или ликвидации груза, надежды на спасения со стороны спецслужб, не было никакой. Поэтому и приходилось работать по настоящему, без дураков. При наступлении неприятных и непредвиденных моментов, мне светил или огромный тюремный срок, или «свои» убьют, за отсутствие должного рвения по спасению вверенного имущества.

Каждый нормальный человек может спросить, зачем тебе это, братан-майор?

Пафоса, в виде — «есть, сынок, такая профессия, бороться с преступностью» не было. Тогда, дуся, к чему этих глупостей?

Я здраво отношу себя к той категории «адреналинщиков», которые от такого образа жизни получают удовольствие и жить без постоянного балансирования на границе жизни и смерти, попросту не могут. Есть такие, недомеренные жизнью ребята. Себя я отношу к этой категории, без всяких натяжек. Хотя, психиатр смотрел, говорит, что здоров.

Вскоре операция по разгрому наркосети вошла в завершающую стадию. Многочисленные «друганы» были арестованы и посажены в клетки. Им там было плохо. Низкокалорийное питание, грубость окружающих, переполненность камер. Чесотка со вшами. Фу, гадость! Много всяких слов говорилось в адрес того, кто помог им там оказаться.

На судебных процессах, мне пришлось выступать в роли раскаявшегося, «коронного» свидетеля. То есть, для непосвященных — преступника, пошедшего на сговор с прокуратурой, в обмен на свободу и освобождение от уголовной ответственности.

После окончания процессов. Вынесения, даже на мой взгляд, слишком суровых приговоров, девять человек получили «пожизненный» срок. Наркобоссы, которые, естественно, остались за скобками этого интригующего ристалища, пообещали, лично мне, скорую и мучительную смерть.

Сам я за популярностью не гонялся. Зато она за мной неслась вприпрыжку. На первых страницах ведущих желтых милицейских таблоидов, некто «в маске до пояса» (даже руки были закрыты), давал правдивые и разоблачительные показания.

Глупо было думать, что маска может спасти меня от узнавания. Как выяснилось позже, мои опасения были обоснованы. Очень скоро взорвали весь дом, где я жил с семьей. Конечно, по счастливой случайности, никто из мирных жителей не пострадал, только пожарные и спасатели. Конечно, пытались расстрелять на улице мою жену и сына.

Но я этого всего не знал. В момент этих жутких событий, я был под хорошим кайфом и медленно, но верно, катился к своему смертельному исходу. Такова суть разработанной и поддержанной оперативной мыслью идеи.

И все же, при жизни меня удержали. Хотя, валяясь в грязных притонах, часто задавал себе вопрос, а зачем?

Вновь приказ, в очередной раз обновленной контрразведки. Забыть свое прошлое. Забыть все, что осталось в той жизни. Начинать жить другой, правильной жизнью. Избавиться от вредных привычек и садистских, а заодно и мазохистских наклонностей.

Новая легенда, новая жизнь… До этого уход жены… Боюсь, что это было предусмотрено планом операции. Оставить меня без всякой надежды на нормальную жизнь. Аналитики в нашей организации великолепные, до сантиметра все высчитали, даже то, что я с этим смог справиться. Тяжелее было отвыкать от наркоты. Ох, и покрутили меня ломки. Ох, и попускал я кровавых пузырей, да еще и попоносил под себя от души.

Все для него, для народа. Он должен был видеть этот натуралистический спектакль. Те, кто меня тогда, в привокзальной, бомжацкой жизни окружал, должны были насладиться следами недержания мочи и мерзкого, исходящего от меня, запаха прокисшей мочевины. Увидеть, поверить и подтвердить, что этот опустившийся тип, всегда жил рядом с ними на вокзале, а сейчас твердо стал на путь исправления.