Виктор Сафронов - Жди свистка, пацан

Лежа на кровати у работающего гостиничного телевизора и пытаясь скоротать время до следующей связи с Залупенко, он не пытался бесцельно таращиться в потолок. Он это делал целенаправленно.

Рассуждая и обдумывая все произошедшее, ему хотелось обобщить и передать опыт идущим за ним поколениям, тем самым принести человечеству пользу. Возможно, в момент этих рассуждений, находись рядом с ним, кто-нибудь подостойнее, чем горничная отеля Клара, Гусарову можно было предложить исполнить духоподъемную и нацииобъединяющую песню про Мороз, где есть правильные слова про то, что обниму жену и запрягу коня. Но рядом чтобы предложить такой нестандартный ход по перегибу палки никого не было. Поэтому, влекомый жаждою познаний, он продолжал наблюдать в телевизоре голых теток и дядек, вытворяющих под музыку черти что и сложные акробатические композиции.

Когда в указанное время он позвонил Залупенко, тот и в самом деле находился в палате у Механика. Чуть ли не плача от восторга, передал Алексею привет от себя и пламенное многоточие от обслуживающего персонала медицинского заведения.

Покончив с этими формальностями, он скороговоркой безграмотного американского рэпера в стиле чернокожих обитателей трущоб добавил, что ни какая полиция их не подслушивает и не контролирует, говорить можно все что вздумается.

После этого раздался звук сухого выстрела, означающий выразительный залупенковский выдох — типа — отмучился.

Совершив этот выдающийся по смелости гражданский поступок, он тут же отметил его в памяти галочкой. После этого передал трубку Механику.

— Как самочувствие? — с тревогой спросил Алексей.

— Нормальное, ты то как? — как-то совсем без энтузиазма и просветления, слабым, дребезжащим голосом произнес Степан Андреевич.

— Все в порядке, — голос старика ему не понравился. Чтобы не утомлять его разной ерундой быстро спросил. — По поводу денег. Номер счет и все остальное, о чем мы говорили все это остается в силе?

— Лешенька… — старик заплакал. — Ты их сохранил? Да? Ты спас жизнь не только мне, но и еще троим… — он продолжал счастливо и не стесняясь, рыдать… — А от внуков обязательно родятся еще дети… Ты спас жизни гораздо большему количеству…

— Да. Не надо плакать. Я сейчас не могу быть рядом — он слушал всхлипывания. — Андреич, успокойся подтверди то, о чем мы говорили все остается по-прежнему? Если нет. Я приеду и передам тебе в руки…

Несколько циничный, в большей степени ироничный Гусаров был смущен такой откровенной демонстрацией чувств. До этого момента, он еще ни когда не выступал в роли спасителя такого большого количества народа…

Вскоре почувствовал, как от прилившейся к лицу крови, на лбу выступила испарина. В его носу опять предательски защекотали тоненькие кисточки и защипало глаза как тогда, когда его вымотанного и раздавленного работой Рюриков кормил из ложечки приговаривая успокаивающие слова. Как за маленьким ребенком, ухаживал за ним, здоровенным мужиком, повидавшем на своем пути и кровь, и смерть близких, и несправедливость, и предательство…

— Прости, что вынужден так быстро попрощаться, но меня ищут, подозревая в совершении того, что я не делал. Сейчас наш разговор могут записывать. Езжай спокойно домой. Адрес у меня твой есть, поэтому еще увидимся. И прошу — не беспокойся по поводу денег. Спасибо за все и передай трубку Залупенко. От волнения он легко перешел на ты.

— Не обижай старика. Я тебя не пугаю, но предупреждаю, как умного человека не обижай его своим невниманием, помни, что я тебе недавно говорил по поводу стройки. И еще, я по-прежнему неподалеку…

Говорил очень сумбурно не связно, но чем больше тумана для трусоватых мужиков, тем лучше для дела.

Он повесил трубку.

Через день, нацепив темные очки и обнажив бритую голову, определенным образом рискуя от этого маскарада, он отправился в дюссельдорфский филиал Нобелевского банка, где давно был открыт счет на имя Рюрикова Степана Андреевича. Под стрекот беспрерывно работающих кино- и видеокамер слежения, положил на его счет тридцать тысяч евро. Деньги приняли и вопросов не задавали. Изогнутые спины мелких банковских клерков давали понять, что они его любят, уважают и всегда рады таким клиентам.

«Добро пожаловать, вашим деньгам в наш банк!» — тевтонскими аршинными буквами, было написано на их лицах.

Выходя из банка, он не удержался и послал их всех подальше… Всех в одно место одновременно, при помощи воздушного поцелуя и дружеской улыбкой. Однако улыбка получилась несколько натянутой. По простой причине. Появившись в банке, он выдал свое место нахождение. И чтобы избежать неприятностей с полицией и расходов связанных с официальной высылкой за пределы германской земли, с этого момента придется уже по настоящему попетлять, побегать.