Виктор Сафронов - Легионеры

Когда надо мной склонился Дюк Белл, я в тот момент окончательно понял, что спасен… А испытал?

На удивление все это можно охарактеризовать только самыми примитивными определениями. Правда от этого они не перестают быть для меня самыми лучшими и желанными.

Эти чувства шли плотным вихревым потоком. И радость, и облегчение, и счастье… Если бы в этот момент под рукой была самая плохонькая стена, я бы, от переполнявшего меня адреналина взобрался на нее и орал от туда на весь белый свет какие-нибудь благоглупости.

Поживем еще, поживем…

Сейчас уже не помню, но много я тогда ему чего сказал. Говорил сбивчиво… В основном благодарил. Хорошо запомнил, что пообещал ему половину своих денег.

Опять деньги. Они… Все из-за этой бумажной, липкой мерзости. Дерьмом они конечно не пахнут, но специфический запашок все же имеют. Как не пытайся их сделать более красивыми и притягательными, но заработаны на убийствах, даже и делиться ими неприятно.

Может нормальному человеку они-то и послужат на пользу? Не знаю. Тем не менее, раз обещал — держи слова. Сколько раз самому приходилось таких умных наказывать. Не будем повторять чужие ошибки. Да и просто хочется почувствовать себя порядочным человеком.

Дюк вместе с Багом, помогали санитарам нести носилки, на которые меня уложили… Он так бережно держал у себя над головой, чтобы было повыше капельницу, будто там сосуд с его сердцем…

После навещал в больнице. Спокойно, основательно. Без суеты и спешки. А я, как последняя скотина, заказ брал на похищение его приятеля. Теперь и стыдно, и неловко. Хорошо еще, что хоть он не знает об этом.

Почему мне раньше не встречались такие люди. Попадись такой на пути, до того, как я стал скандально-известной личностью. И все могло измениться… А сейчас, чего уж зря рефлексии разводить на пустом месте, да переживать? Спи давай.

Когда очнулся от наркоза. Страшно болела раненая, простреленная рука. Помню, они у меня что-то спрашивали перед тем, как накачать анестезией. Я со всем соглашался. Говорил их любимое «да», а они и рады стараться. Оказывается знание языков, сохраняет твои конечности. Если не знаешь, о чем у тебя спрашивают, то лучше не выкаблучиваться, а прямо так и сказать: «Не знаю и не понимаю.»

Попытался я почесать, помассировать и успокоить боль левой руки…

А её то на месте и не оказалось. В поисках конечности, одеяльце простыночное сбросил, а вместо руки пустое место…

Что тут началось… Подробности я не помню, так как провалился в беспамятство. Но свидетели говорят, начал я бушевать срывать с себя бинты, сорить ими по всюду и даже пытался выпрыгнуть из окно. Но, как говорят пилоты карьерных самосвалов и Формулы 1, не вписался в проем окно и со всего маху врезался в стену. После наркоза и в дверь сразу не попадешь, а здесь окно. Потерял сознание. Когда очнулся был прикручен эластичными бинтами и веревками к кровати и напичкан до основания успокоительными лекарствами.

Через пять дней после неудачной попытки, пытался повторить прыжок. Это тогда, когда привезли полного дебила Кшиштофа Анальского. И когда он, странно подмигивая, начал прекращать корчить из себя идиота, т. е. возвращаться к нормальному состоянию. Вот тогда и наступило время его правдивых воспоминаний, а по мне так лучше бы их вовсе не было. Рассказал после отбоя, присев на край моей кровати, что он был последним, кто видел живыми Дюка и Бага.

— И что ты этим хочешь сказать?

— Ничего.

— Подожди, ты пришел ко мне с рассказом, рассказать, что солнце встало? Или что-то о моем друге?

Он на прощание вздохнул, подмигнул и все же поделился предположениями.

— Выжить они там вряд ли смогут, слишком жарко, — сказал лях, подмигнул и лишил надежды окончательно. — Без воды, сутки на таком солнышке и все. Получается вяленое и мумифицированное мясо в мундире легионера.

Когда я узнал о предполагаемой смерти, как я понял своего единственного по настоящему дорогого мне друга, вновь попытался бушевать. На этот раз я был без дурного воздействия наркоза, но потерял много времени пока срывал с себя разные датчики и выдергивал иглы капельниц. Они вовремя спохватились. Скрутили в дугу, не глядя на ампутацию. Пытался я кусаться, лягаться, но люди в белых халатах взяли количеством. Плотно меня обложили и обездвижили… Суки… И такую конскую дозу в меня наркоты ввели, что охнуть не успел. Обмяк. Поплыл.