Эдуард Арбенов - Берлинское кольцо

— Неужели ничего нельзя сделать, совсем ничего?

— Почему же… — Она подошла к гостю и, как прошлый раз, тронула ладонью его жесткие волнистые волосы. Ей хотелось чуточку утешить унтерштурмфюрера, вызвать в нем новый прилив откровения и, может быть, нежных чувств, на которые, она знала, был способен этот неискушенный в жизни и истомленный одиночеством молодой легионер. — Почему же нельзя!

Он по привычке потянулся к ее руке, но Рут отдернула ее, мягко и в то же время решительно.

— Вы не находите, друг мой, что в доме президента не следует быть слишком смелым, хотя он и «отец» туркестанцев, а вы «сын». Не так ли?

Унтерштурмфюрер боязливо стих и потупился, как мальчишка, уличенный в недозволенной шалости.

— Извините…

Рука снова прошлась по волосам его, теперь медленнее и нежнее. Задержалась надолго у виска, отдавая тепло и едва уловимый трепет пальцев.

— Госпожа… — зашептал сбитый с толку и совершенно растерянный унтерштурмфюрер. — Я раб ваш!..

— Ну, ну… Зачем так! Просто друг… И этому другу я постараюсь помочь, если он скажет, где найти его, когда помощь подоспеет…

… Он назвал в тот вечер второй километр Берлинер ринга. Тот самый лес при дороге, который укрыл его от дождя и мнимой погони в осеннюю ночь сорок третьего года.

«Шахиня» умела находить следы, как бы сложны они ни были и как бы далеко ни вели. Впрочем, второй километр не такая уж даль, да и день выдался тихий и довольно теплый, располагающий к прогулке.

Прежде Рут никогда не замечала в себе потребность быть ближе к природе, наслаждаться ее безмолвной красотой и безмятежностью. И вдруг обнаружила такую потребность. В дорожном костюме, чем-то схожим с охотничьим, она вошла в лес и углубилась в путаницу сосен, елей, тропок и полянок. Взгляд ее ловил привлекшую по осени хвою, теплую киноварь сосновых стволов и серебристость молодого ельника — все было молчаливо спокойным и грустным. Рут прошла сквозь лесную гряду, вслушиваясь в неясные шорохи и ловя еще не родившиеся шаги того, кто должен был ее встретить. За деревьями, вдали, светилась серой лентой дорога и угадывались блеклые пятна особняков.

Унтерштурмфюрер появился оттуда, со стороны дороги, торопливый и взволнованный. Он долго жал протянутую «шахиней» руку, долго благодарил за доброту и внимание. Улыбался трогательно и восторженно. Ей показалось, что это вызвано не только ее посещением потсдамского леса и даже вовсе не ее посещением.

— Вы знаете, что мы оставили Киев? — сказала она огорченно и в то же время настороженно.

— Да, все говорят, — кивнул он. — Но какое это имеет значение — вы здесь!

Оказывается, страшная весть для нее, немки Рут Хенкель, никак не звучала для унтерштурмфюрера — туркестанца в форме немецкого офицера. Вот как складывается судьба друзей, подумала она. И мы должны еще заботиться об их благополучии, спасать заблудших «детей»! Впрочем, она лично не заботилась о чужом спасении. Другие мотивы привели «шахиню» в лес…

— Вы все еще нуждаетесь в помощи президента? — спросила она, когда под ногами потекла спокойная и неторопливая лесная тропа.

— У меня нет другой двери, куда бы я мог постучаться, — объяснил унтерштурмфюрер.

— Да, я помню… — намекнула она на последний визит легионера. — Что ж, кто стучится, тому и открывают. Президент знает уже о вашем несчастье…

— Несчастье?! — удивился унтерштурмфюрер.

— Или я вас неправильно поняла?

— Нет, нет, конечно, это несчастье… И если, бы «отец» помог…

— «Отец» добр… — неопределенно ответила Рут.

Неопределенно, а он ждал четкого и ясного слова. Ради него бежал тогда через омытый дождем Берлин, через завалы от только что прошедшей бомбежки, пробивался сквозь цепи заградительных команд — к дому президента, из-за этого слова спешил сейчас по лесной дороге. Оно должно прозвучать. Не могла же эта красивая женщина с чистыми, как небо, глазами обмануть бедного туркестанца. И не просто туркестанца. Близкого человека, такого же близкого, как президент… Или он ничего, ничего не понял в этой фрау!

Она шла рядом и была далекая и непонятная. Шла и молчала, так долго молчала, что он смог услышать несколько раз шум приближающихся и удаляющихся машин на шоссе, крики ворона, деловитые и тревожные, далекий заливистый лай собаки…

— Вы были в комитете? — вдруг спросила «шахиня».

Он вздрогнул.

— Да… Там у меня друг.

— Он тоже пытается помочь вам?

— Что вы! Это простой эсэсман… из Роменского батальона. Сам примет помощь от кого угодно, лишь бы только остаться на Ноенбургерштрассе. Здесь все-таки не фронт…