Анатолий Кулемин - Агония обреченных

«Исполнитель и место его „работы“… — вспомнил Бредли слова Идьигоса. — Значит, исполнитель один и известен он только ему; мне он его, скорее всего, не отдаст. Ничего, отдаст им; они спрашивать умеют. А вот телефонный звонок… Звонившего он им не отдаст; наплетет, что ошиблись номером, и ты хоть тресни. Этого надо вытаскивать мне».

— Я — сотрудник ЦРУ, — представился Бредли. — Мое имя вам знать не обязательно, оно ничего вам не даст. Цель моего нахождения здесь — координация действий, обеспечивающих успешное проведение операции «Кондор».

— Мне ничего не известно о вас; ни о каких дополнительных координаторах из ЦРУ мне не сообщали, — тем же тоном и в той же манере проговорил Идьигос. — Мне был известен только один координатор из Вашингтона.

Бредли качнул головой и усмехнулся: «Надо же, так примитивно расколоться… Сразу и до конца. Вам, господа, не перевороты устраивать; коров пасти».

— А вы и не должны были что-либо обо мне знать. Я не должен был входить с вами в прямой контакт. Я должен был контактировать только с сотрудником разведки, который находился здесь под именем Жана Фишера и которого вы убили.

При этих словах Идьигос резко повернул голову, но Бредли не дал ему ничего сказать, продолжил с нажимом:

— Да, да, которого вы убили… Точнее, на убийство которого вы дали санкцию, что почти одно и то же. А убил Фишера еще один ваш друг и соратник — Хорхе Кастиенте.

— С чего вы взяли, что я причастен к убийству какого-то… Как вы его назвали?

— Не переигрывайте, Идьигос, не надо. Свое знакомство с Фишером и свою причастность к его убийству вы только что подтвердили сами. «Мне был известен только один координатор из Вашингтона», ваши слова? Фишер и был тем координатором, который вам известен и с которым вы встречались. А «был», потому что вы знаете о том, что он уже мертв. А два часа назад, после того как мне стало известно о готовящемся аресте, чтобы предупредить вас и чтобы операция не была сорвана, я принял решение выйти напрямую. Другого выхода у меня не было. Вот так-то… господин Идьигос. — Бредли искоса глянул на собеседника и задал вопрос, которым подписал себе смертный приговор. Он понимал и пошел на это намеренно: с потенциальными покойниками палачи всегда откровенны. — Как вы думаете, какой будет ваша дальнейшая судьба, после того как я в своем рапорте руководству отражу вашу причастность к убийству гражданина США? За что, кстати, его убили?

— Американец был связан с кубинской контрразведкой. Наши люди… Точнее, люди Кастиенте, — поправился Идьигос, — зафиксировали, как он звонил в спецслужбу Гаваны. Это неопровержимый и установленный факт. Сможете дать этому разумное объяснение?

«Бедняга Дональд… Его вели, и он этого не заметил. Они засекли его звонок, в котором он сообщал о готовящемся покушении на Гагарина».

Несколько секунд Бредли смотрел на Идьигоса с непониманием и открытой неприязнью; тот этого взгляда не выдержал и, смутившись, спросил:

— Что вы на меня так смотрите?

— И все?! И за это Кастиенте его убил?! Фишер находился здесь как французский писатель-публицист, его контакты с властями обусловлены его «легендой». Я же нахожусь здесь как журналист, и тоже контактирую с представителями режима и журналистами из других стран, в том числе из социалистических и в частности — из Советского Союза. И что из этого следует? Кстати, именно от журналиста из СССР я узнал о том, что на Агира, 17 готовится спецоперация. — Бредли замолчал и, чуть опустив стекло, закурил. Пауза в разговоре была не меньше минуты: Идьигос обдумывал услышанное, Бредли — выстраивал дальнейший ход беседы. — Как думаете, кто вас мог сдать кубинской контрразведке? — прервал наконец Бредли паузу. — Кто еще знал про этот адрес? Фишер, как вы понимаете, отпадает, ваши люди, полагаю, тоже. Тогда кто?

Идьигос не ответил; он сидел, погруженный в себя, с долей какой-то отрешенности. Сейчас он понял свою ошибку. Он пошел на поводу у Кастиенте и, по сути, сейчас находится у того на крючке. Он понял, что Кастиенте — в случае, если возникнет необходимость, — всю вину свалит на него, а дабы такая необходимость не возникла, он вполне мог сдать его кубинской контрразведке. «Своя рубашка… Неспроста он приехал за деньгами ночью, торопился… — думал Идьигос, глядя прямо перед собой в ветровое стекло. — И адрес он знал; все сходится».

— Чей это был звонок, после которого вы так безоговорочно поверили мне? — спросил Бредли как бы между прочим, просто из любопытства.