Жюль Верн - Ледяной Сфинкс

По-видимому, капитан ни минуты не сомневался, что перед ним чужак. Вид его свидетельствовал либо о том, что он не собирается идти мне навстречу, либо о том, что ни Харлигерли, ни Аткинс еще не осмелились просить за меня. Выбрав второе объяснение, я должен был бы заключить, что, обходя меня за версту, он просто поступает согласно своему необщительному характеру.

Как бы то ни было, я не смог совладать с нетерпением. Если этот неприступный человек ответит мне отказом — что ж, так тому и быть. В конце концов я даже не был его соотечественником. На Кергеленах не было ни американского консула [20], ни торгового агента, кому я мог бы пожаловаться на неудачу. Мне нужно было выяснить, что меня ждет; если бы я нарвался на твердое «нет», то стал бы ждать другого, более гостеприимного судна, тем более что задержка все равно составила бы не более двух-трех недель.

В тот момент, когда я совсем уже собрался подойти к капитану, к нему присоединился его помощник. Капитан воспользовался этим, чтобы устремиться в противоположном мне направлении, сделав помощнику знак следовать за ним. Мне оставалось лишь наблюдать, как они уходят в глубь порта и исчезают там за скалой.

«Ну и черт с ним!» — пронеслось у меня в голове. У меня были все основания догадываться, что на моем пути вырастут преграды. Но пока партия была всего лишь отложена. Завтра, с утра пораньше, я поднимусь на борт «Халбрейн». Хочется этого капитану Лену Гаю или нет, но ему придется меня выслушать и дать ответ — или «нет», или «да».

К тому же Лен Гай мог прийти в «Зеленый баклан» поужинать, ибо именно там всегда обедали и ужинали моряки. После нескольких месяцев в море любому захочется сменить меню, состоящее обычно из галет и солонины. Более того, этого требует забота о здоровье, и, хотя во время стоянки экипажу подают свежую пищу, офицеры предпочитают питаться в таверне. Я не сомневался, что мой друг Аткинс должным образом подготовился к приему капитана, помощника и боцмана со шхуны.

Дожидаясь их появления, я долго не садился за стол. Однако и тут меня поджидало разочарование: ни капитан Лен Гай, ни кто-либо другой со шхуны не почтил этим вечером своим посещением «Зеленый баклан». Мне пришлось ужинать одному, как я делал это ежевечерне вот уже два месяца, ибо, как легко себе представить, клиентура почтенного Аткинса не обновлялась на протяжении всего холодного сезона.

В семь тридцать вечера, покончив с ужином, я вышел в потемки, намереваясь прогуляться вдоль домов. На набережной не было ни души. Единственными источниками света, да и то весьма тусклого, были окна гостиницы. Экипаж «Халбрейн» в полном составе удалился на ночь к себе на шхуну. На приливной волне покачивались привязанные к борту шлюпки.

Шхуна напомнила мне казарму, ибо только в казарме можно заставить служивых улечься в постели с заходом солнца. Подобные правила должны были быть весьма не по душе болтуну и выпивохе Харлигерли, с радостью посвятившему бы все время стоянки прогулке по кабачкам, будь их на острове числом поболее. Однако и он появлялся в окрестностях «Зеленого баклана» не чаще, чем капитан шхуны.

Я продежурил у шхуны до девяти часов вечера, упорно вышагивая взад-вперед. Корабль погружался во тьму. В воде бухты осталось лишь одно отражение — носового сигнального огня, раскачивающегося на штаге фок-мачты.

Я возвратился в гостиницу и нашел там Фенимора Аткинса, пыхтящего в дверях трубкой.

— Аткинс, — сказал я ему, — держу пари, что капитан Лен Гай разлюбил ваше заведение!

— Он иногда заглядывает сюда по воскресеньям, а сегодня только суббота, мистер Джорлинг.

— Вы с ним не говорили?

— Говорил…— ответил хозяин тоном, в котором слышалось смущение.

— Вы сообщили ему, что один из ваших знакомых хотел бы уплыть отсюда на «Халбрейн»?

— Сообщил.

— Каким же был его ответ?

— Не таким, какого хотелось бы вам или мне, мистер Джорлинг…

— Он отказал?

— Похоже на то. Во всяком случае, вот что он мне ответил: «Аткинс, моя шхуна не берет пассажиров. Никогда прежде не брал их на борт, не стану делать этого и впредь».

Спал я плохо. Мне то и дело «снилось, будто я вижу сон», если воспользоваться выражением Эдгара По, — то есть я просыпался при первом же подозрении, что мне что-то снится. Проснувшись, я исполнился дурных чувств по отношению к капитану Лену Гаю. Идея покинуть Кергелены на его шхуне «Халбрейн» слишком прочно засела у меня в голове. Почтенный Аткинс добился своего, без устали восхваляя это судно, неизменно открывающее в гавани Рождества летний сезон. Я считал дни, да что там дни — часы и уже видел себя стоящим на палубе этой прекрасной шхуны, оставляющей позади постылый архипелаг и держащей курс на запад, к американскому берегу. У хозяина гостиницы не вызывала ни малейшего сомнения готовность капитана Лена Гая оказать мне услугу, ибо не враг же он собственным интересам! Трудно представить себе, чтобы торговое судно отказалось взять пассажира, если это не связано с изменением маршрута, раз пассажир сулит щедрую плату. Кто бы мог подумать!..