Лондон. Ночь тяжело нависла над городом. Было начало весны, и пустынный Грин-парк, в котором клочья тумана цеплялись за кусты и ветки деревьев, выглядел фантасмагорически. Справа, если смотреть в направлении устья Темзы рисовался сумрачный силуэт Букингемского дворца.
Час ночи. Констебли Уилкннс и Макрели с выражением скуки на лицах завершали обход своего участка. Они шествовали с уверенностью исполнителей закона, стражей порядка, которые чувствуют за спиной всю силу государства.
Макреди, гигант с лицом боксера и огромными кулачищами, свидетельствующими о том, что их владелец в любой момент может пустить их в ход, положил огромную лапу на плечо товарища и проговорил:
— Если хочешь знать мое мнение, Уилкинс, то скажу тебе, что нынче жизнь полицейского стала скучной и неинтересной. Жулики обленились. А уж если заметит полицейскую каску, то удирают со всех ног, только их и видели. Куда же ушли старые добрые времена? Бомбы падали, как градины, но хотя бы было чем заняться на участке…
Уилкинс не отвечал, он лишь издал вздох, что должно было свидетельствовать о его согласии с мнением товарища.
Повернув к Консталейшен Хилл, оба представителя закона вступили в аллею парка. Они шли уже минут десять, когда впереди неясное светлое пятно на темном фоне привлекло их внимание. Вначале они никак не могли понять, что это такое, но вот фонарик, вспыхнувший как по мановению волшебной палочки в руке Уилкинса, осветил человеческое тело, лежащее на скамье в самом конце аллеи. Спящий — если это был спящий — носил накрахмаленную сорочку, белизна которой и привлекла внимание полицейских. Приблизившись, они обнаружили, что человек был в смокинге и расстегнутом черном пальто. Рядом на земле валялась шляпа-котелок. По морщинам, которые уже обозначились на лице с тонкими чертами и седине на висках можно было предположить, что мужчине несколько больше сорока.
— Спать на скамейке в парке, особенно в весеннюю пору, будет только идиот, — заметил Уилкиис.
Тем временем Макреди ухватил лежащего за плечо и потряс:
— Эй, друг! Вставай! Иди-ка лучше домой в постель. Пока не изобрели ничего лучше хорошей постели.
Но, хотя полицейский тряс неизвестного довольно сильно, тот не шевелился.
— Послушай-ка, Мак. По-моему, этот парень пьян, как дюжина шотландцев…
— Кончай цепляться к шотландцам, Уилкинс. Знаешь ведь, что это мое больное место… Но вообще-то ты прав. Чтобы так спать, нужно напиться вдребадан…
Гигант наклонился над человеком в смокинге и начал обнюхивать его, как гончая, берущая след. Потом выпрямился и покачал головой.
— Ни малейшего запаха спиртного, — констатировал он. — А уже шотландцы в этом знают толк.
Он снова потряс незнакомца, но безуспешно. Никакой реакции со стороны того не последовало. Полицейские молча переглянулись, затем Уилкинс, понизив голос, сказал:
— А может, он уже того?..
Макреди понимающе кивнул.
— Мертв? Был бы пьяный — пахло бы… Спал — разбудили бы… Боюсь, что ты…
Тут он замолчал, так как неожиданно заметил записку, пришпиленную к отвороту смокинга незнакомца. Он осторожно отцепил ее и буркнул своему напарнику:
— Посвети-ка мне…
Уилкинс направил луч фонаря на записку, которую Макреди начал читать, шевеля губами. В ней было только несколько строк, написанных печатными буквами.
Господину комиссионеру [1]Скотленд-Ярда.
Если через восемь дней не будет принято решение о демонтаже Центра ядерных исследований в Харуэлле, этот человек умрет.
Желтая Тень
В углу записки красным карандашом была нацарапана цифра 3.
Полицейские опять обменялись взглядами, в которых читались одновременно удивление и недоверие.
— Если хочешь знать мое мнение. Мак, то шуточка, полагаю, довольно дурного тона.
— Ну, ты оптимист, Уилкннс. Думаю, что здесь не «дурной тон», а «очень дурной тон». С другой стороны, если говорится, что этот джентльмен умрет через восемь дней, то выходит, что он еще жив…
Сделав этот вывод, Макреди начал обшаривать неподвижное тело. Во внутреннем кармане смокинга он обнаружил бумажник с приличной пачкой денег и документы на имя лорда Элмета Эсткомба,
Снова констебли переглянулись, а Уилкинс даже присвистнул.
— Раз это пэр, — прошептал он, — следует немедленно сообщить в участок. Может, от этого зависит кое-что в политике…
— Может, зависит, а может, и нет, — философски изрек Макреди, у которого были свои собственные взгляды на политику.
Читать дальше