Анри Верн - Корона Голконды

— Застыньте, командан Моран. Я вам приказываю!

Ноги француза приросли к полу, как будто их привинтили винтами.

— А теперь опустите руки…

Боб попытался было сопротивляться, но руки его упали вдоль тела, и он замер, неподвижный как статуя. Минг приблизился, и его огромный кулак, как молот, ударил француза в солнечное сплетение. Боб переломился пополам, его пронзила дикая боль, не хватало воздуха, и он опустился на колени. Беспомощный и беззащитный, сквозь красную пелену, застилающую взор, он видел только неподвижные желтые глаза противника, которые продолжали подавлять его волю.

Мало-помалу туман начал рассеиваться, но силы подняться не было. Моран так и продолжал оставаться на коленях, защищая горящий болью живот, в позе раненого воина.

— Я пришел сюда, чтобы захватить глаза Шивы, — объяснил Минг. — Вместе с сокровищами древних султанов они преумножат мое состояние, так как мне необходимо огромное количество денег для реализации своих проектов. Теперь, когда я вас обезвредил и вы не можете мне помешать, я на ваших глазах вырву эти камни у идола, камни, подобных которым в мире нет.

Две огромные руки со скрюченными, как когти, пальцами потянулись к Морану, а Минг продолжал:

— А потом я вас задушу, чтобы вы больше никогда не смогли встать у меня на пути. Я уже говорил вам, что вы человек опасный, командан Моран, а я люблю опасных людей только тогда, когда они мертвы…

С этими словами Минг отвернулся от него и направился к огромной статуе Шивы. И тут Моран смог несколько собраться с силами.

— Не приближайтесь к идолу, Минг, — запинаясь проговорил он. — Эти алмазы священны. Вы совершаете святотатство. Шива накажет вас. Это Бог-разрушитель…

Конечно, сам Моран не верил в Шиву, но в него верили миллионы индусов, и эта вера делала изображение бога священным, ибо оно несло в себе надежды и страхи множества человеческих существ..

Но господин Минг, казалось, не слышал этих предупреждений. Он взобрался сначала на постамент, оттуда на колено, затем на живот бронзовой статуи и потянулся к огромной широкой груди. И вот он уже на уровне ее лица. Опершись поудобнее, Минг повернулся к Морану, все еще парализованному болью от полученного удара, и сказал:

— Это самые красивые в мире алмазы, как я полагаю. Объединив их вместе с сокровищами Голконды, я стану обладателем величайшего в истории человечества состояния.

Даже в этот торжественный для него момент Мвнг говорил спокойно, размеренно, как бы подавляя в себе гордость триумфатора. Он вынул из кармана нож, раскрыл его и сунул лезвие под нижнее веко глаза, подцепив сверкающий камень. В этот момент Бобу показалось, что идол скорчил гримасу, как будто ему стало больно от этой пытки. Вдруг раздался продолжительный скрип и одна из шести рук, та самая, в которой был меч, резко опустилась вниз. Минг издал резкий крик боли и ужаса: правая кисть его руки была как будто срезана бритвой. Потеряв равновесие, он заскользил вниз ногами вперед вдоль статуи и, обагряя ее кровью, упал к ее подножию.

Рука идола вернулась на свое место. И Бог продолжал гримасничать, наказав осмелившегося осквернить его своим прикосновением и помыслами.

«Я должен подняться!.. Необходимо, чтобы я поднялся!» — мысленно внушал себе Боб.

Рядом умирал человек. Истекая кровью, полный злобы, он был обречен покинуть этот мир. Поэтому Бобом овладела одна-единственная мысль — прийти на помощь себе подобному, даже если этот человек всего несколько минут назад пытался хладнокровно расправиться с ним.

Минг, оглушенный падением, продолжал неподвижно лежать у ног иДола.

— Я должен подняться! — громко проговорил Моран. — Мне нужно встать!

Собственные слова вернули ему небольшую частицу энергии. Он глубоко вдохнул воздух, чтобы преодолеть боль и наполнить легкие. Ему удалось встать, и, согнувшись пополам, на ватных ногах, он двинулся, шатаясь, к Мингу. Тот, все еще будучи без сознания, лежал неподвижно. Из ужасной раны толчками выходила кровь, и смерть, казалось, была не за горами.

Движимый жалостью и состраданием, Моран наклонился над ним и расстегнул что-то наподобие пасторского сюртука Минга, вытащил из его брюк ремень и обмотал им правую руку раненого. Подобрав валявшийся неподалеку нож, француз, засунув его под ремень, стал его медленно перекручивать, чтобы сжать сосуды и прекратить кровотечение.

Покончив с этой операцией, Боб вытер струящийся со лба пот, затем взглянул на раненого. Тот открыл глаза, и на лице его отразилось удивление; Минг как бы не мог понять, что человек, которого он только что хотел убить, помогает ему, спасает жизнь.